Эфирион. Сирин Тлен

доисторическому мобильнику. А ещё узнаете, что под отчёт попадаете не только Вы, но и Ваша дочь. И заканчивать нужно побыстрее, а то время поджимает, с Эфирными шутить нельзя, они опасны – ВЫ опасны! Коридор скоро откроется, нельзя упускать из виду! Нельзя давать им спуска! Они всё разрушат! – ВЫ всё разрушите! – Если решите прибраться заодно в шкафу человека, которому доверяете больше всего, и по исключительной случайности, ударитесь об стенку с чёртовым механизмом откуда выпадут эти чёртывы красные перчатки. Но это такой пустяк, правда? Медалька после 11…

      – Авель?

      Но если Вы всё разложите по местам, как было, все и подумают, что у Вас всё как обычно и ничего не изменилось. Только побеспокоятся немного о ссадине на руке, поворчат, что свою пыль они и сами могли протереть. А Вы скажите, что Вам несложно было, это такой пустяк. Ещё так искренне улыбнётесь. Вы же любите её. Да? И всё будет как раньше. Для неё. Не для Вас. Вы то знаете, что это был не пустяк. Ты же не конченный кретин, в конце концов!

      – Да?

      – Я просила полотенце…

      – Да, извини! Я… Я задумался о своём. Сейчас подам…

      – Сбился со строчки? Я люблю, когда ты мне так читаешь, но я правда беспокоюсь… Я перебила не со зла.

      –Пустяки…

      Когда твои мысли неспокойны. Самый простой способ – это расставить всё по полочкам…

      – Эй! Подожди, ну, не вставай. Я может ещё не насмотрелся.

      – Конечно, ты же читал, когда тебе было смотреть… Да и за столько лет, давай уже полотенце, ты меня знаешь! Давай, я замёрзла.

      – Ха! Нет, не знаю. Я так не думаю…

      И ты сначала убираешь влажные волосы за её ухо. Убираешь это ресничку с щеки. Пытаешься догнать полотенцем эту капельку от виска до края подбородка. Но осторожно. Ты же её любишь. Поэтому так нежно, как если бы обычно, приподнимаешь его одним только пальцем, чтобы она сама поняла, что нужно запрокинуть голову, чтобы Ваши взгляды встретились.

      – У тебя такая красивая улыбка, Авель. Ты стал реже улыбаться. Я скучаю…

      – Я тоже…

      – Ладно, хватит, вода, правда, холодная.

      И ты запускаешь руки в её волосы. Она смеётся. Ей щекотно. И ты продолжаешь щекотать затылок, спускаясь к шее, плечам, щекотать под лопаткой… Ведь её смех такой убийственный!… Он помогает потерять равновесие. И она переворачивается на спину, хватая с улыбкой твоё запястье. Ведь ей весело, ей щекотно, это просто игра. Вы же любите друг друга. А ты не останавливаешься. Потому что в этой игре либо ты, либо она. И почему-то она перестаёт справляться с твоим запястьем. И вот твоя рука уже становится тяжелее. Ведь ты перестаёшь ей поддаваться в этой игре. Потому что тебе уже месяц не смешно, не весело, не хочется улыбаться, тебе страшно. Ты выбираешь между дёгтем и мёдом.

      – Авель!

      И твоя рука так невзначай уже на её шеи. А она пытается всё ухватиться за тебя. Но ты давно отдалился. Потому что это не любовь – это игра, в которой ты перестал следовать правилам. Потому что, когда ты их узнал, они тебе не понравились.