Мясо по-французски. Леонид Савельев

вечер. Они сидели в номере отеля и пили виски, подкидывая в стакан лёд из холодильника.

      – А я вот не загадываю на десять лет, Тимохин… Неизвестно, что будет завтра?… Может, кирпич на голову упадёт…

      – Так-то да… Но это же крайность. По сути, вот нам сейчас по тридцать пять, что тебе, что мне. Хоть и курим и бухаем до хрена, но ещё столько же или лет тридцать-то должно остаться… Поэтому и строю планы. При том, как мы работаем, думаю, через восемь-десять лет смогу купить себе тут домик и жить рантье. Лафа…

      – Может, вместе купим, Тимохин?… – Виталий сделал крупный глоток.

      К ним как раз пришла информация с их медицинских карт, когда они закончили переговоры.

      – Наша компания даёт лишь приблизительную дату смерти. Вернее, с точностью до года. Точнее в вашем возрасте дату определить достаточно проблематично, если, конечно, вы не смертельно больны уже сейчас, – сказал улыбающийся молодой мужчина в строгом костюме.

      – Что он сказал, Вит? Не совсем понял, – Тимохин озадаченно посмотрел на Виталия.

      Виталий перевёл. Тимохин молча кивнул.

      – Так же наша компания не даёт медицинских заключений и диагнозов. Мы не являемся медицинским учреждением. Срок жизни определяет программа, в которую мы вносим предоставленные вами анкетно-медицинские данные и указанные вами вредные привычки. Это в сочетании с лазерным исследованием кожного покрова вашего тела позволяет дать относительно точный результат.

      Виталий перевёл. Тимохин кивнул.

      Все прошло относительно быстро. Аппарат, в котором их обследовали, походил на обычный томограф. На выходе им вручили часы в коробках, сказав, что там уже установлен оставшийся им срок.

      Это были практически обычные механические часы, только с обратным ходом. Секундная стрелка там перемещалась раз в день, минутная, соответственно – раз в неделю, а часовая – раз в месяц.

      32 года. Так и получалось у Виталия, как вчера и говорили. Почти так. Вроде, всё прогнозируемо – ожидаемо… Но по телу прошли мурашки. Немного на самом деле-то. Немного. Виталий перевёл взгляд на друга. Тимохин стоял бледный, поджав губы.

      – У тебя сколько, дружище? – глаза Семёна были испуганы.

      – Тридцать два.

      – А у меня девять… Всего девять, дружище…

* * *

      Виталий развернулся и пошёл с моста. Выйдя на дорогу и встав рядом с машиной, он поднял руку. Стоял. Задумчив. Рука поднята. Смотрит в сторону реки. Остановившаяся машина посигналила ему. Он, вздрогнув, заметил её.

      Сел на заднее сиденье, назвал адрес, уставился в окно.

      – Погода нынче какая хорошая! Октябрь, а тепло, как в сентябре, – водителю, крупному усатому мужчине, видно, очень хотелось поговорить.

      – Да.

      – Подвеска-сука стучит – слышите?

      – Слышу…

      – Ямы кругом! Когда дороги, наконец, сделают?

      – К зиме…

      – Ну да… ну да… к лету опять чтобы развалились… ну да… А у вас-то есть машина?

      – Да. Вот