Проза жизни. Антон Мамон

холодное, как зимний воздух, смс от мобильного оператора. «По настоящий момент вызываемый абонент не появился в сети». И не появится больше.

      Умываюсь, на автомате собираю сына в сад, себя и мужа на работу. Звоню маме ровно в семь, чтобы послушать голос.

      Мешкаюсь, слова застревают на языке, как будто в них напихали согласных, а гласные вовсе выкинули.

      – Мама, тебе из деревни никто не звонил?

      – Ты про что? Что дом-то горит? Так я уже с шести знаю, мне Надежда звонила.

      И голос ее звучит как струна, когда настраивают гитару: вроде звук устойчивый, но вибрация ощутима. Она давно уже старшая в семье, и ей надо оставаться спокойной и решать все самой. Когда пройдут похороны, а за ними и сороковой, она позволит себе поддаться горечи утраты и окунется в депрессию. А пока за все отвечает она.

      На работе у меня уроки, улыбчивые коллеги и веселые студенты. Я отвечаю сегодня сухо, отрывисто, и все время принудительно возвращаю себя в реальность. Впереди вторая пара. Я спускаюсь по лестнице, и смс от брата сообщает ледяным канцелярским тоном: «Тело найдено, устанавливается личность». Я цепляюсь за перила, сглатываю воздух. Меня хватает только на слово «Понятно» в ответ.

      В 10 утра завкафедрой понимающе кивает. Дает мне три выходных и замены в расписании.

      В три часа дня мы с братом в стареньком «Рено» едем по заснеженной дороге к маме. Четыре часа пути растягиваются липким слаймом по нашему молчанию и заиндевелой сосредоточенности.

      Чуть раньше этого мама, скрипя сапогами по мягкому снегу, идет в морг на опознание. Формальность, которую надо соблюсти. Тело больше никому не показали и хоронили потом в закрытом гробу. Работница морга на следующий день коротко кинула нам с братом: «Не на что там смотреть, сильно обгорел. Мы его сами подготовим, одежду только принесите, тапки не надо». Тапки все равно купили, просто положили в гроб.

      Вечером мы пьем чай и составляем план действий на завтра: морг, следственный комитет, бюро ритуальных услуг. Обзвонить родных, сообщить о похоронах. Договориться с библиотекой о поминках.

      Утро 28 января. На двух деревянных табуретках, стоящих на утоптанном снегу, высится закрытый гроб. Дедушка Петр, двоюродный брат бабушки и местный священник, долго говорит и просит нас молиться за усопшего. Женщины промокают лица платками. Мама стоит бледная – хоронит второго брата. Холодный ветер порывами приносит трупный запах, и я чувствую, что голова начинает болеть все сильнее. Только бы не вырвало.

      Мужчины загружают гроб в катафалк. Он едет, и люди в валенках и теплых куртках, закутанные, скорбящие, идут вслед за ним полтора километра, тихо переговариваясь.

      Комья земли бьются о крышку гроба и скрывают под собой мое детство, сенокосы, коров, большие умелые руки, доброго великана, на которого я всегда смотрела снизу вверх, зеленый дом, светящийся одиноким огоньком на кухне и ждущий меня в самом конце дороги.

      На поминках люди вспоминают только хорошее. Дядя Коля-тракторист рассказывает