Муж. Любовник. Чужой. Часть 1. Виктория Дорогова

Потерпевшая наша – блондинка, глаза – голубые, и муж – голубоглазый блондин, а дочка у них кареглазая.

      – Ну и что? – спросил зампрокурора, – У меня тоже, папа и мама кареглазые, а у меня глаза – серые.

      – Это не одно и тоже. Ещё в школе дети учат. У темноволосых и темноглазых может родиться светлый ребёнок с голубыми глазами, наоборот же – никогда. Потому что у голубоглазых в принципе нет генов этих. Был бы ген – были бы карие глаза у одного из родителей. Нет гена – и глаза только голубые. Карие лишь от соседа. Ну, я и предположил, что наш посторонний не такой уж и посторонний. Экспертиза подтвердила, – подытожил Андрей, – Типчик то не признался? Под гнётом улик?

      – Признался, что любовь у них с потерпевшей была в институте. Но клянётся, не знал, что она, беременная от него, за Маглакелидзе вышла. Сокрушался, зачем так она с ним поступила. Но, Андрей Анатольевич, мы же после вас ещё кое-то раскопали! Муж покойной в вещах её нашёл телефон, а там – сообщения. Одно – полученное, и другое отправленное в ответ. Отправлены незадолго до происшествия, утром. Номера, правда, левые, но там однозначно – имя, фамилия! Типа, Лена, бросай своего рогатого и уходи ко мне. Или сдам тебя. Или что-то в этом роде. И ответ – Барташов проклинаю день, когда мы встретились. Пробили – оба отправлены в день трагедии, так что теперь, нам признание Барташовское ни к чему. Совокупность, как говорится.

      – Да? Странно, как мои пропустили такие важные улики, – удивился Андрей, – Надо будет Алексея взгреть, что плохо искали. Где же они были спрятаны?

      – Да я не помню, в протоколе указано.

      – По срокам пробили – не левые сообщения?

      – Всё пробили. Время, всё остальное, всё подлинное, – заверил зампрокурора, – Да не беспокойтесь вы, Андрей Анатольевич. Не на этих же сообщениях схема обвинения строится.

      Участников слушания пригласили в зал. Заместитель прокурора занял трибуну обвинителей.

      – Дай на сообщения взглянуть, – прошептал Андрей, подсев к нему.

      Андрей прочитал копии текстов сообщений: «Лена бросай своего козла и уходи ко мне а то сдам тебя», «Барташов проклинаю день когда мы переспали». Знаки препинания в обоих посланиях отсутствовали. Однозначно. Банально. Если не сказать, пошло.

      Судья начала заседание:

      – Обвиняемый, что можете сказать в свою защиту?

      Андрей не видел Барташова месяца два, спустя полгода почти ежедневного общения на следствии. Тот осунулся, постарел, старался не поднимать взгляда. Андрей не понимал, почему Барташов до сих пор не признался. Интеллигентные люди обычно стремятся очистить совесть. Да и улик против Барташова достаточно. Андрей снова посмотрел на сообщения. Примитивный набор слов загипнотизировал его. Андрей перестал слушать, что говорилось в зале. Как до его слуха донеслось:

      – Ты снилась мне беременной, и вот, проживши столько лет с тобой в разлуке, я чувствовал вину свою…

      Андрей не слышал, чтобы Барташов читал стихи, и был приятно удивлён. Барташов декламировал тихо и внятно.