Выбиться в люди, или Разбиться вдребезги. Роман Кирлен

десять минут Матрона снова появилась, и сразу направилась к женщине с козой. – Вот, козе твоей отвар приготовила. По десять капель давай, один раз на заходе солнца. Недели через две полегчает ей. Молоко каждый день выдаивай, но не пей, и смотри, чтоб ребятишки не брали, выливай, только не в огород, в лес уноси, и там под елкой выливай. Как закончится отвар, поправится твоя Муренка и молоко ее можно будет пить, – сказала Матрона женщине.

      – Хорошо! Спасибо Матронушка, – с благодарностью ответила женщина, поклонилась ей и ушла.

      Затем Матрона повернулась в сторону Настасьи Никифоровны и пронзительно посмотрела ей прямо в глаза. Настасье Никифоровне было неуютно, но взгляд свой она не отвела. Матрона сказала: «Давай! Как тебя там, Настя?»

      – Да, Настя, – вставая, покорно ответила женщина.

      – Давай, неси внука твоего. Спасать его будем! – скомандовала Матрона и пошла в свою комнату, оставив за собой дверь открытой.

      Настасья Никифоровна с внуком на руках зашла в комнату Матроны, закрыв за собой дверь.

      Эта была полутемная небольшая комната с круглым столом посередине. На стенах висели разные травы и чучела животных. На полках, вдоль стен и на полу стояли наполненные растворами банки разной емкости. Настасья Никифоровна заметила огромную стекляную банку, стоявшую на полу, заполненную прозрачной жидкостью, в которой извивалась большая змея. Женщина содрогнулась, но испуг свой изо всех сил старалась не показывать.

      – Ложи его на стол и раздевай. Всего раздевай, слышишь, до гола! – повелительно сказала Матрона.

      Настасья Никифоровна послушно положила внука на стол и стала спешно разворачивать одеяло и пеленки. Мальчик не шевелился.

      – Иди, сядь! – сказала Матрона, рукой показав на скамейку около стены. Настасья Никифоровна выполнила указание.

      Сама же Матрона взяла с полки красную свечу, зажгла ее, и подошла к мальчику. Ребенок лежал на столе неподвижно, с закрытыми глазами, и казалось, даже не дышал. Она провела рукой около мальчика, задерживаясь над его головой, грудью и животом.

      – Ну, дело плохо! Обещать ничего не могу, – сказала Матрона.

      – Матрона, милая, сделай, что сможешь! Дом продам! – взмолилась Настасья Никифоровна, вскочив со скамейки.

      – Этого не потребуется! Сейчас твоя задача – молчать! Молчать и сидеть, что бы не происходило! – громким голосом прервала ее Матрона.

      Настасья Никифоровна послушно замолчала и села на скамейку.

      Матрона подошла к полке, взяла одну из своих банок, и поставила на стол, где лежал малыш. Это была небольшая полулитровая банка, с содержимым насыщенного темно-фиолетового цвета. Она налила в кружку этот раствор, и залпом выпила, закрыла глаза, села на табуретку рядом с мальчиком, и начала монотонно что-то говорить на непонятном языке. Так она говорила минут десять, затем она сменила интонацию, и стала как будто разговаривать с кем-то, задавать вопросы, отвечать, уточнять. Еще минут через пятнадцать, она открыла глаза… Глаза ее налились