Плоды земли. Кнут Гамсун

коробочку у торговца, она стояла на полке, глиняная такая коробочка с собачьей головой на крышке, собственно, должно быть, табакерка; Олина сняла крышку и уронила на пол. Ингер отсадила несколько отводков фуксии в ящик, они стояли под стеклом, Олина сняла стекла и опять наложила их неловко и слишком тесно – на следующий день все отводки погибли. Исааку, верно, нелегко было это видеть, он, может быть, состроил гримасу, а так как и вообще-то вид у него был не особенно кроткий, то, пожалуй, гримаса вышла довольно страшной. Олина была упряма и речиста, она буркнула:

      – Разве я виновата!

      – Не знаю уж, – ответил Исаак, – но ты бы лучше не трогала.

      – Я не прикоснусь больше к ее цветам, – сказала Олина. – Но они уж все равно погибли.

      И почему это лопари стали теперь захаживать в Селланро гораздо чаще, чем раньше? Ос-Андерс, какие у него тут дела, неужто он не может просто пройти мимо? В одно лето он два раза ходил через перевал, а у Ос-Андерса ведь не было оленей, за которыми надо присмотреть, он кормился подаянием и жил из милости у других лопарей. Когда он приходил на хутор, Олина бросала всякую работу и принималась сплетничать с ним о знакомых сельчанах, а когда он уходил, мешок у него бывал туго набит всякой всячиной. Исаак угрюмо молчал два года.

      Но вот Олине опять понадобились новые башмаки, и тут он уж не стал молчать. Стояла осень, Олина же каждый день трепала башмаки, вместо того чтоб ходить в комагах или деревянных башмаках. Исаак сказал:

      – Сегодня хорошая погода. Хм! – это для начала.

      – Да, – ответила Олина.

      – Послушай-ка, Элесеус, разве не десять сыров было нынче утром на полке? – спросил Исаак.

      – Да, десять, – ответил Элесеус.

      – А сейчас только девять.

      Элесеус опять пересчитал, порылся в своей головенке и вспомнил:

      – Да, а еще тот, что унес Ос-Андерс, вот и будет десять.

      Молчание воцарилось в горнице. Маленький Сиверт тoжe принялся считать и повторил за братом:

      – Вот и будет десять. Опять молчание. Тогда Олине уж пришлось объясниться:

      – Да, я дала ему крошечный сырок, я думала, это ничего. А детям еще рано соваться не в свое дело. Теперь я вижу, в кого они уродились! И что не в тебя, Исаак, это я знаю.

      Намек, который Исаак не мог не отпарировать:

      – Дети такие, как надо. А вот ты-то скажи мне, что это за благодеяния Ос-Андерс оказал мне и моей семье?

      – Благодеяния? – переспрашивает Олина.

      – Да.

      – Он-то, Ос-Андерс? – говорит она.

      – Да. За что это я должен давать ему козьи сыры?

      Олина успела сообразить и отвечает:

      – Господь с тобой, Исаак! Да разве это я привадила Ос-Андерса? Если я когда-нибудь заговаривала с ним, пусть я не сойду живая с места.

      Блестяще. Исааку приходится сдаться, как и много раз раньше.

      Олина же не сдавалась:

      – А если я должна ходить здесь, на зиму глядя, босая и не иметь того, что Господь создал для ног, так