Воплощение Реального. Междисциплинарное исследование субъективности, травмы и духовной культивации. Евгений Анатолиевич Тимофеев

регистра, до того, как его приучают к туалету и обучают образам мира… Доведя фрейдовское понятие полиморфной преверсии до крайности, мы можем рассматривать тело младенца как одну сплошную эрогенную зону, в которой нет никаких привилегированных зон, никаких областей, в которых удовольствие было бы ограничено с самого начала. (Финк 1995, 24).

      Остаточное или несимволизированное Реальное знаковой изоляции образует «пуповину», центр тяжести, вокруг которого Символическое вращается, никогда не достигая его. Поскольку Реальное невозможно, непроницаемо для интерпретации, только то, что обозначает его в Символическом и Воображаемом, может указывать на него. В Лакановых рамках это относится к функции симптома. Лакан заявляет:

      «Чтобы анализ не был бесконечным процессом, чтобы он нашел свой внутренний предел, интерпретация аналитика, которая направлена на означающее, должна также достичь Реального симптома, то есть точки, где символически бессмысленное цепляется за Реальное, где первые означающие, услышанные субъектом, оставили свой отпечаток». (Лакан 1989, 14)

      Согласно Лакану, чтобы достичь своей конечной точки, анализ должен изменить отношение субъекта к Реальному, которое представляет собой несводимое целое в Символическом, из которого проистекают фантазии и желания субъекта. Здесь очевидна значимость Реального как одного из фундаментальных регистров человеческой психики. Здесь же проявляется значение симптома (фиксация, травма, невозможность, одержимость, стагнация и т. д.).

      Для дальнейшего обозначения структуры Борромеевского узла, завершающего обзор Лаканова субъекта, я обращусь к понятиям синтома (sinthome), единичного следа/черты (unary trait) и jouissance. Как пишет Монкайо:

      Синтом подчеркивает как позитивные, так и реальные измерения симптома. Эго – это симптом в том смысле, что он призван закрыть дыру, точно так же, как заблуждение (delusion) призвано закрыть дыру в цепи означающих. Юнговская концепция индивидуации, как гуманистического стремления к целостности, может быть понята как воображаемая попытка закрыть дыру внутри целого. Единственный возможный способ закрыть дыру внутри целого – это оставить ее открытой и пустой. Другими словами, самореализация – это то же самое, что и осознание того, что нет никакого постоянного «я», а есть лишь серия процессов и трансформаций, удерживаемых вместе единичным следом23 (Монкайо 2012b, 61)

      В другом месте, Эйерс говорит:

      Как будто, развивая в 1970-е годы свою теорию «синтома», симптом, переосмысленный как Реальное, Лакан взял то, что он ранее считал материальностью, локализованной в означении, и возвел ее в функцию квази-трансцендентного условия для Бытия как такового. Здесь Лакан переопределяет симптом как «способ, которым каждый субъект наслаждается бессознательным, в той мере, в какой бессознательное определяет его».24 Как смысл опирается на материальный не-смысл, так и психоаналитическое Бытие опирается на сингулярную

23

Единичная черта как минимальная символическая форма идентификации, с помощью которой зарождающийся субъект, погруженный в протоозначающюю схватку первичного нарциссизма, может найти путь через «непрозрачность» реального означающего (Эйерс 2011, 44), представляет собой нечто, момент, в который он/она [субъект] включается в структуру языка (Eyers цитирует Семинар 9 Лакана, урок от 17 января 1962 года). Монкайо рассматривает единичный след как тот, который указывает на то, что идентификации в основном являются частичными признаками, такими как идеи и (эго-) идеалы, которые населяют Другого социума в качестве источников идентификации (Монкайо 2012b, 2). В то же время Монкайо указывает на проводимое Лаканом различие (без различия) между единичной чертой и тем, что он называет единичным следом, который является «абсолютным различием, беспочвенным основанием для идентичности за пределами атрибутов первичного и вторичного нарциссизма и дискурса мастера» (Монкайо 2012b, 2). Эйерс приводит пример последнего в работе Лакана, прослеживая развитие концепций Лакана в отношении формирования идентичности, а именно от «буквы» к единичной черте. Такая черта, утверждает Лакан, находится «на пределе картезианского опыта» как «гарант самой простой структурной черты, уникальной черты, абсолютно обезличенной… не только от субъективного содержания, но даже от всех вариаций, выходящих за пределы этой единственной черты, этой черты, которая едина, будучи единственной чертой» (Эйерс 2011, 44, цитируя Семинар 9, урок Лакана от 22 ноября 1961 года). Монкайо связывает единичный след с пустотой сознания (и бессознательного), которая стимулирует психику к постоянному переписыванию.

24

Здесь Эйерс цитирует неопубликованную рукопись Лакана «Le Sinthome».