Трилогия о мисс Билли. Элинор Портер

свои коллекции? – спросила она.

      – Еще бы! Я забыл тематику последней, но он тоже прекрасный человек, как и Бертрам.

      – А… мистер Сирил?

      Калдервелл нахмурился.

      – Этот человек – загадка для меня, Билли. Я никак не могу разгадать его.

      – А в чем дело?

      – Не знаю. Может быть, я просто не «настроен на его волну». Бертрам однажды сказал мне, что Сирил – как чувствительная струна, которая не отзывается, если не найти правильную ноту. Я ее еще не нашел, признаюсь.

      Билли засмеялась.

      – Я не слышала такого от Бертрама, но, кажется, понимаю, что он имеет в виду. И он прав. Теперь я начинаю понимать, какой диссонанс я внесла в его жизнь, пытаясь подружиться с ним три года назад. Но я хотела спросить, как у него дела с музыкой.

      Калдервелл только пожал плечами.

      – Все так же. Иногда он играет, и играет хорошо, но он настолько непредсказуем и капризен, что уговорить его непросто. Все должно быть идеально: обстановка, инструмент, публика. Мне говорили, что он выпустил очередную книгу, какой-то глубочайший трактат о чем-то… музыкальном, само собой.

      – Он раньше сам писал музыку, больше он этого не делает?

      – Пишет, наверное. Иногда я слышу о нем от моих музыкальных друзей, пару раз мне даже играли что-то. Но я не смог вынести этой чепухи, в самом деле не смог, Билли.

      – Вот как! И почему же? – в глазах Билли вспыхнула странная злоба.

      Калдервелл вновь пожал плечами.

      – Не спрашивайте. Не знаю. Его вещи всегда мучительно медленные и мрачные, как будто неупокоенный дух стенает.

      – А мне нравятся стенания неупокоенных духов, – заявила Билли с явным упреком.

      Калдервелл удивился, а потом покачал головой.

      – Спасибо, без меня, – ответил он. – Я предпочитаю разумных и радостных духов.

      Девушка засмеялась, но почти тут же замолчала.

      – Меня иногда удивляет, – задумчиво сказала она через некоторое время, – почему никто из них троих не женится.

      – Вы бы не удивлялись, если бы знали их лучше, – заметил Калдервелл. – Сами подумайте. Начнем с верхнего этажа Страты. Кстати, Бертрам выбрал очень подходящее название для этого дома! Прежде всего, Сирил. По словам того же Бертрама, Сирил терпеть не может «всех женщин и прочие неудобства», и мне кажется, что он прав. С Сирилом разобрались. Теперь Уильям. Его вы знаете. Любая девушка согласится, что Уильям очень мил, но совершенно не годится для брака. Отец говорит, – тут голос Калдервелла смягчился, – что Уильям и его юная жена были самой любящей парой, которую он встречал в своей жизни. Умерев, она унесла сердце Уильяма в могилу – точнее, то, что осталось от этого сердца после смерти ребенка. У него был сын, который умер.

      – Я знаю, – кивнула Билли, украдкой вытирая слезу, – тетя Ханна рассказывала.

      – Насчет Уильяма тоже все понятно, – закончил Калдервелл.

      – А как же Бертрам? Вы ничего не сказали о Бертраме, – лукаво спросила Билли.

      – Бертрам! – воскликнул Калдервелл. – Билли, вы можете себе представить, чтобы Бертрам всерьез влюбился