С моих слов записано верно. Андрей Пустогаров

крона жестка…»

      так акации крона жестка

      возле дома из глины и мела

      по земле шарит жилистой тени рука

      подбирая закатную мелочь

      с хриплой степи цвета сносит прочь

      гонят мрака стада катят ветра колеса

      черным медом течет самаркандская ночь

      и в глаза звезды жалят как осы

      «в горьких землях Хафиза…»

      в горьких землях Хафиза

      человеку хватает простора

      и луна подымается из-за

      золотых сорняков косогора

      и один среди ночи кочевья

      я ложиться на глину привык

      бушевали ветров голубые деревья

      ничего их не значил язык

      «я цеплялся за миг тормозя тобой Азия…»

      я цеплялся за миг тормозя тобой Азия

      я колючкою цвета расцарапал зрачок

      я забыл по какую я сторону глаза

      пыхнув в степь желто-синей горелкою газа

      день истек

      раскрываю как суру шершавую дыню

      эта мякоть как сладкий наркоз

      ворох звезд зажужжит над пустыней

      словно рой растревоженных ос

      а когда горло улицы хриплой

      захлебнется вдруг резкой луной

      из-под вяза кудрявые хиппи

      будто ангелы выйдут за мной

      «азиатская полночь пахуча…»

      азиатская полночь пахуча

      беззастенчиво пышет трава

      туча

      краем проводит по круче

      голова

      покатилась монетой

      за дорогу в канаву в сорняк

      в теплом прахе согдийского лета

      отлежаться как старый медяк

      «Ветер черный, морочащий, сладкий…»

      Ветер черный, морочащий, сладкий,

      шевелящий могильников грядки.

      И, сгорая в его лихорадке,

      ты ждала на песке у палатки.

      Наугад, оступаясь, пустыня брела,

      нас осыпала звезд голубая зола,

      в ласке ветра дождем неожиданной дрожи

      засмеялась от радости кожа…

      Без зазора вложи меня снова в узор:

      я – обломок, раздор…

      «Здесь в раскаленном колючем саду…»

      Здесь в раскаленном колючем саду

      глины сухарь в неба синем меду

      мы обмакнули, и облака клок

      плыл, точно райских садов лепесток.

      Я прижимался щекой к изразцу —

      слово любви прошепчи пришлецу…

      Выпьем! Покатится спирт по нутру,

      будто качим[3] на горячем ветру.

      Или мелькнет, точно яркий платок,

      жизнь, что уходит, как русло в песок.

      В пустыне

      Отряхаюсь от сна корост,

      открываю глаза и вижу:

      ночь надорвалась под возом звезд,

      выкатилась солнца грыжа.

      III

      «вынянчив желаний банду…»

      вынянчив желаний банду

      дав ей вырваться потопом

      я поеду к Самарканду

      автостопом

      так цикорий синеокий

      к

3

Качим – перекати-поле