Майор Бойцов желает познакомиться. Лина Коваль

головой, порицая. Кто ж так фотографии выкидывает, товарищ майор?

      Когда хотят выкинуть, рвут на мелкие кусочки, потом долго-долго склеивают скотчем, хранят годами в трельяже, опять рвут, и заново… Так мама с фотографиями отца всегда делала. Вот это высокие отношения.

      Но свое мнение оставляю при себе. Кто я такая, чтобы советы начальству давать?

      Замужем не была, снимки ничьи не храню… Ой, вру.

      Есть пара фоточек бывшего. С Николашей мы встречались недолго, чувств у меня к нему особых не было. Да только на фотографиях с обратной стороны рецепт фунчозы по-корейски его мама записала, поэтому жалко выкидывать.

      Бойцов ведет машину уверенно, периодически почесывает подбородок. Звук у этого действия такой… мурашечно-собирательный. Хочется тоже потрогать наверняка колючую щетину, как игрушку-антистресс, но я держусь.

      Чтобы занять себя, разыскиваю невидимые пылинки на коленках. Сама до сих пор в шоке, что решилась напялить красные колготки.

      – Ты в этих чулках, как гвардеец, Валерия, – выдает Тимур, прерывая мои мысли.

      Недовольно на него посматриваю. Да уж, с комплиментами у майора прямо беда.

      – Борец, гвардеец, – перечисляю, разглаживая юбку. – Что еще придумаете? И это не чулки, а колготки. Если хотите знать, других у меня не было.

      Рядом с Бойцовым я все время испытываю какое-то странное, щемящее чувство. Будто бы немного жаль, что он совершенно не видит во мне девушку. И опять, в связи с моими феминистическими взглядами, возникает ужасный диссонанс. Получается, за что боролись, на то и напоролись, так?

      – Не обижайся, Валерия. – Тимур дружелюбно задевает меня плечом, пока его рука ловко управляется с рычагом коробки передач. – Вот знала бы историю государства Российского, сразу бы поняла, почему я тебе гвардейцем назвал. Ты вообще как училась? Двоечница, что ли? – Он подозрительно на меня смотрит.

      – Почему двоечница? – тут же обижаюсь. – Я медалистка, только мне медаль не дали.

      – Это как?

      – А ее Динке Сапатовой вручили. Она дочка Василия Илларионовича, директора школы.

      – Понятно, еще один… с пастбища.

      Смеюсь, прикрыв рот ладонью, и мотаю головой:

      – Да нет, Тимур Иванович, может, и правда Динка лучшей была? Я не знаю. Так что там с колготками-то? – киваю на коленки, напоминая.

      – Колготки у тебя красные… – Бегло осмотрев мои ноги, он возвращает взгляд на дорогу. – Как чулки у гвардейцев при Петре Первом.

      Я-то думала, это сексуальная фантазия, а оно вон оно как.

      – Боже, зачем гвардейцам красные чулки?

      Бойцов щурится.

      – А битва такая была. При Нарве. Шведы русскую армию разгромили, выстояли только три наших полка. Вот Пётр и распорядился всех гвардейцев нарядить в красные чулки в память о подвиге их товарищей. Бой-то зимой был, от крови раненых и убитых снег стал красным.

      – Стоп, – останавливаю его. – Все понятно.

      Что от вида крови или даже воспоминания о ней меня мутит, показывать нельзя. Незачем старшему оперу об этом знать, а то до