Дети в гараже моего папы. Анастасия Максимова

is>Volodymyr Kozin / iStock / Getty Images

      Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

      Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

      © Максимова А., 2024

      © ООО «Альпина нон-фикшн», 2024

* * *

      Май 2012 года

      Самый длинный день

1

      В подъезде на своем этаже Егор увидел трех мужиков в темных куртках с полицейскими нашивками. Ясно, это за ним, потому что вчера он привязал белую ленту на школьный забор. Ладони вспотели, горло стало распирать, как будто начиналась аллергия, но раньше в подъезде у него никогда не бывало приступов. Значит, не аллергия, хотя лучше бы она. Может, если ты начинаешь задыхаться, тебе дают медотвод – или как это называется, когда тебя не арестовывают, потому что ты вот-вот кони двинешь?

      Его заметил один из мужиков.

      Ты тут проживаешь, спросил он.

      Мужик казался крупным из-за куртки, но лицо было совсем детское. Тело квадратное, а голова как шар, как будто голову пупса приделали к телу качка. Кожа вокруг глаз красная, а брови белые. Что будет, если сказать, что нет? Убежать? А потом из страны? Денег у него всего равно нет. Может быть, несовершеннолетних не задерживают?

      – Ну да, – ответил Егор. – А что такое?

      Он так надеялся, что есть какое-то простое объяснение всему, что происходит. Может, ограбили кого-то на их этаже и теперь допрашивают соседей, может, дед с четвертого опять включил газ и начать орать, что всех подорвет, хотя он давно так не делал. С прошлого лета где-то. Егор даже не знал, живет он там или нет, может, уже в дурку забрали.

      Он прошел в квартиру, потому что топтаться у порога не было смысла, и почему-то успокоился, увидев, что внутри есть женщина. Женщины казались более договороспособными, чем мужики с нашивками. В руках она держала папку с бумагами и читала монотонно: «На основании постановления следователя Дзержинского района… Вы в этой квартире проживаете?»

      Папа никуда не смотрел. На фоне полицейских в куртках он казался мелким – как будто любой из присутствующих, кроме женщины с постановлениями, мог его проглотить и стать от этого еще больше. Он отвечал невнятно, так что даже Егор, стоя в двух шагах, не мог ничего расслышать, но женщина, видимо, могла, потому что задавала другие вопросы, и на них он тоже отвечал.

      Папа болеет, хотел сказать Егор, уже две недели, и лучше ему не становится, ему нельзя стоять на сквозняке. Он только на вид крепкий, а на самом деле иммунитет ни к черту из-за курения.

      Мужик, который спросил, проживает ли тут Егор, загораживал проход.

      Вы хоть дверь закройте, попросила мама. Люди увидят.

      Больше никто в квартире не проживает?

      Больше никто, ответила мама и посмотрела на Егора.

      В квартире были еще двое: девушка в оранжевой юбке, с волосами, собранными в высокий хвост, и парень в зеленой футболке. Их цветная одежда смотрелась нелепо рядом с черными здоровыми куртками и синими латексными перчатками полицейских.

      На Егора все еще не надели наручники, и его затопило позорное, малодушное облегчение, а потом – стыд за это облегчение. Он смотрел на отца, пытался поймать его взгляд, чтобы как-то глазами ему сказать: это ничего, мы справимся, держись! Что бы это ни было, мы разберемся.

      Кто были «мы», кто должен был разобраться, Егор пока не знал. Но ему казалось, что сейчас «мы» – это весь мир, который встанет плечом к плечу, чтобы защитить отца.

      – За что задержаны, знаете? – спросила женщина.

      Знаю, сказал папа и посмотрел на Егора. Не надо при всех.

      В наше время, знал Егор, тебя могут повязать за что угодно: за белую ленточку или за требование честных выборов. Это как наводнение, как стихийное бедствие, не стоит даже пытаться угадать, что послужило причиной. Вот он стоит в своем собственном коридоре, смотрит на папу в наручниках и понимает, что ничего, совсем ничего не может сделать и даже сказать.

      Полная и абсолютная беспомощность и страх уже были больше Егора, больше, чем вся эта комната, больше, чем их дом. Страх растворил Егора в себе, как будто внутри него сидела грибница. Им на биологии когда-то рассказывали,