Скобки икса. Литературная критика. Александр Сергеевич Акулов

нараспев, слегка смакуя, абстрагируясь от первого плана слов и прочая и прочая и прочая. Всякому ли захочется это делать?

      Кроме того. Автологичности там не видно? Да еще кое-чего?

      Выбрать стихотворный фрагмент из творений Драгомощенко для некоей сверхантологии (такой антологии, в какую за эстетические прегрешения не попадают лермонтовское стихотворение "Выхожу один я на дорогу", блоковское "По вечерам над ресторанами" – "Незнакомка") весьма и весьма сложно.

      И все же я такой фрагмент выбрал. Там нарушался синтаксис, связь мыслей и многое. Так кого это интересует? Важнее результат! Но вдруг ни с того ни с сего испугался филологов с калькулятором в руке, заменил отобранное на более спокойную начальную строфу из первой элегии. К сожалению, выбранного не сохранил. А наизусть мог запомнить и нечто другое.

      Так не этот ли фрагмент я наметил?

      Пока, одетый глубиной оцепененья,

      невинный корень угли пьет зимы

      (как серафимы жрут прочь вырванный язык,

      стуча оконными крылами),

      и столь пленительны цветут – не облаков —

      системы сумрачные летоисчислений.

      Весы весны бестенны, как секира мозга,

      и кровь раскрыта скрытым превращеньям

      как бы взошедшего к зениту вещества,

      откуда вспять, к надиру чистой речи,

      что в сны рождения уводит без конца

      и созерцает самое себя в коре вещей нерасточимых.

      Или этот?

      "Что связует, скажи, в некий смысл нас, сводит с ума?"

      Тьма

      быстролетящего облака, след стекла, белизна.

      Циферблата обод.

      Величие смерти и ее же ничтожность,

      парение мусора в раскаленном тумане стрекоз.

      Никуда не уходим.

      Колодцы, в полдень откуда звезды остры,

      но книгой к чужому ветвясь.

      И всегда остается возможность,

      песок

      и стоять.

      И какое-то слово, словно слепок условия,

      мир раскрывает зеркально по оси вещества…

      А вот что я оставил:

      Параллельный снег.

      Звериный дым ютится по неолитовым норам ночи.

      Понимание заключено в скобки глаз, покусывающих белое.

      И мозг, словно в лабиринте мышь.

      Ты видишь то, что ты видишь.

      Мир притаился. Ты только дичь,

      ступающая с оглядкой по ворсу хруста.

      Стайерство не касается эссе. Эссе Драгомощенко коротки и чрезвычайно многословны, порой состоят из одного пространного предисловия к чему-то, а чаще нескольких предисловий-суесловий… Фигаро там, Фигаро здесь, растекаемся мыслью – хотите, мысью (белкой) – по тридцати и более древам. Здесь Драгомощенко схож со всеми постструктуралистами сразу и отнюдь не выдвигает себя в первые их ряды. Он работает в том же ключе и духе: текст у него и есть "читатель", "зритель", "интерпретатор"… Вот она суть всех этих Деррида-Делезов-Гваттари!

      И все же