Беременна ангелом. Даша Гагарин

попросила приятеля Толю, чтобы он подкараулил Петю и трахнул его в задницу. За это Толя трахнул меня, потом мою любовь – Петю. Месяц Петя не ходил на кухню и не слушал Вилли, только пил и плакал. Я его как могла утешала, пела ему голая песни, носила водку, показывала фокусы, даже стихи читала и сказку про Буратино. Буратино заставлял его отвлечься от грустных дум. Прошел месяц, и Петя существенно изменился.

      Я стала замечать, что никакой, даже анальный секс со мной ему уже не нужен. Ночами, отвернувшись к стенке, он утратил пагубную привычку храпеть и приобрел новую, более мерзкую и отвратительно пахнущую, он стал пукать. А вчера он сказал мне, что любит другого человека.

      И когда я поинтересовалась, кто она, Петя сказал, что это Толя.

      Все-таки Пушкин, Бунин и Толстой – это классика. Я отпустила Петю, не могу же я жить с педерастом.

      Любовь

      Все что нужно девушке от жизни – это любовь. Я всегда ношу в своей сумочке пару презервативов на всякий случай. Мы ведь совершенно не знаем где и как встретим свою любовь. Она может прийти нежданно-негаданно. Бац! и вот она уже пришла; бац! бац! повернулась на бочок и захрапела, проснулась и ушла.

      Я кончила

      Облака плыли по потолку. Из-за тучки выглянул медведь и улыбнулся мне в ответ. Я кончила в третий раз, закурила и расправилась с бутылкой вермута. Вермут был на редкость приторным, как Сусликов, читающий вслух свои антиглобалистские стихи. От суммы этих приторностей и совершенного изнеможения мне вдруг стало плохо. Я успела добежать до туалета и приподнять крышку унитаза, полбутылки приторного Сусликова стремительным домкратом вытошнилось из меня. Я стерла с пола ногой расплескавшиеся крошки антиглобалистских стихов и, нажав на рычажок, смыла неусвоенного Сусликова к ебеням собачьим в канализацию.

      Дойдя до бара, я обнаружила там бутылку абсента, непочатый флакон приторного Сусликова, водку Абсолют, две бутылки вина, какую-то иноземную гадость, типа шкалик кальвадоса и бульбулятор, подаренный мне Флобером на юбилей нашего спаривания. Признаться, спиртное в меня уже не лезло. Я взяла бульбулятор, поскребла по сусеками и раскопала-таки среди прочего непотребного дерьма полкоробка потребного дерьма.

      Голая, сидя на облаке в позе лотос, я учила тупо улыбающегося медведя медитировать. Этот косолапый придурок совсем никак не поддавался дрессировке. Он лишь искоса поглядывал на мои груди и сосал лапу.

      Я злилась на него.

      – Не суй, ты, Миша, в рот всякую микробную каку, – погрозила я ему пальцем, – слушай и повторяй за мной. Ом мани падме хум.

      Но Миша лишь мычал, как корова, и сосал свою волосатую лапу.

      Да, подумала я, таким способом просветлить Мишу мне не удастся.

      – Не быть тебе, косолапый, Буддой, так и сдохнешь темным припизднутым полуебком, не познавшим радости жизни и никогда не станешь просветленным полярным медведом.

      Миша вытащил изо рта лапу и заплакал, как Таня, потерявшая мячик.

      Мне