Расследования в отпуске. Татьяна Устинова

месте именно так и подумал. И хотя я знаю, что не имею ко всей этой истории никакого отношения, чтобы избавить тебя от адовых мук, согласен на любые вопросы. Спрашивай.

      – Да не буду я ничего спрашивать! – рассвирепел Сомов. – Чувствую себя сволочью!

      – Да не парься ты! Какой еще сволочью? Ты работу работаешь, и все! Впрочем, если готов снять с меня подозрения, то я, в свою очередь, обязуюсь помочь тебе в расследовании. По мере сил. Ну хотя бы в части предмета, который достали из тайника.

      – По-прежнему считаешь, что там икона хранилась?

      – В таких делах уверенность только мешает. Увлечешься идеей найти святыню, положишь на это свой живот, а потом окажется, что в печке компромат на партийное руководство хранился.

      – То есть не уверен?

      – Понимаешь, я чувствую, что это она.

      – Чуйку к делу не пришьешь.

      – Согласен, но все же. Пока других версий нет, попробуем разобраться с этой. Что скажешь?

      – Ну, давай попробуем.

      Береза опрокинул рюмку, закусил куском колбасы и уже другим, обыденным тоном сказал:

      – Я тут подумал на досуге. Поговори с бабуськами Сочневыми. Классные бабки, хотя им на двоих скоро двести лет будет.

      – Почему на двоих?

      – Близнецы они. Раньше одна в Костроме жила, а теперь всех схоронила и перебралась к сестре. Та тоже много лет как одинокая. Сочневы – из старожилов. Многое помнят.

      – Да они хоть в уме?

      – Еще как!

      – Ладно. Зайду к ним с утра. Наливай, что ли.

      Бабуськи Сочневы и вправду были на одно лицо. Даже количество и глубина морщинок совпадали до миллиметра. Только одеты по-разному. Та, что считалась городской, щеголяла в спортивных штанах и футболке с надписью «kiss me». Вторая – местная – выглядела более традиционно: цветастый фланелевый халат поверх линялых треников.

      Поговорить бабуськи согласились сразу.

      – Советская власть много чего учудила, – начала городская с готовностью. – Особенно лютовала в двадцать девятом. Одно то, что из камней монастырской ограды общественную баню соорудили! Это ж надо! На святом-то месте!

      – А что про мощи молчишь? – вступила деревенская. – Мощи преподобного Макария вскрыли и в краеведческий музей снесли. Вот до чего дошло!

      – Ну да! А в обители машинно-тракторную станцию открыли.

      – И склады зерна!

      – Все испоганили, ироды!

      – А икона тогда же пропала? – желая поскорей направить разговор в нужное русло, попросил Сомов.

      Бабульки вместе кивнули.

      – Тогда. Или раньше, когда братию разогнали?

      Городская с сомнением поглядела на местную.

      – Нет, тогда она еще была, – уверенно ответила та. – Мамка сказывала: ходили молиться.

      Сомов подвинул стул и сел так, чтобы не пропустить ни малейшего движения.

      – А не было разговора, кто и зачем ее унес?

      Бабуськи переглянулись и синхронно поджали губы.

      – Да какие разговоры, милый. Все по-тихой делалось. Если бы прознали, несдобровать!

      – Так ее украли или от