«Я крокодила пред Тобою…». Татьяна Малыгина

пришла домой и сказала матери, что не разродится.

      – Ну мало ли, что доктор говорит! Еще целых три недели, вымолю ребеночка, к бабке не ходи!

      – К какой бабке?

      – Да ни к какой! В смысле – не думай ни о чем.

      Последние десять дней Марина почти не спала, ребенок бил ее то в печень, то в мочевой пузырь. Она задыхалась и дремала полусидя. За собакой смотрел Вовка, он перестал пить и даже немного жалел Марину.

      Седьмого января они пошли в гости к Тучковым. Зоя с Саней жили просто и весело, компанейской супружеской парой. Были суббота и еще какой-то праздник, церковный, что ли? Рождество, вроде. Но отмечали все Маринкины знакомые, и верующие, и богохульники. Для последних – лишний повод накушаться. У друзей Марина выпила бутылку шампанского, девчонки сказали, что на таком сроке уже можно – плацентарный барьер. Она вообще прислушивалась к умным подругам. В тот вечер Марина чувствовала себя прекрасно, пребывая в состоянии ожидания чего-то радостного. На следующий день, на всякий случай, ее положили в больницу под присмотр маминых знакомых. Сделали УЗИ. Чудо все-таки произошло. Ни тебе плаценты в неположенном месте, ни тебе попки на выходе. Кесарево отпало. Еще через день Марине что-то прокололи, потом что-то вкололи. В шесть вечера начались схватки, в девять акушерка сказала Марине последнее: «Ну давай, давай!», и после короткой паузы и глубокого вдоха мамочки все находящиеся в родовом зале услышали:

      – …а-а-апчхи-и! А-а-а-а-а-а…

      – Кто там?!

      – Девочка!

      Марина увидела смуглое сморщенное тельце, длинные, почти черные, прилипшие к маленькой черепушке волосики, и первыми словами в ее новом мире были:

      – Копия папаши…

      Пока Маринку зашивали, девочку помыли, взвесили – три триста, измерили – пятьдесят два. Абсолютно здорова. Восемь баллов из десяти по какой-то специальной шкале. Через сорок минут дочку положили Марине на живот. Лялька кряхтела, морщилась и ловила ртом воздух.

      – Титьку ищет? – спросила Марина туда-сюда бегающую медсестру.

      – Давай попробуй ее покормить!

      – Да чем?

      – Давай не спорь.

      Дочку приложили к груди. Девочка со знанием дела крепко обхватила сосок. Все! С этого момента Марина поняла, что мир вокруг иной. Что так, как было раньше, уже не будет никогда. Запах молока, чистых пеленок, детской кожи, каких-то мазей тревожил и возбуждал радость одновременно. Умиротворение свернулось комочком в солнечном сплетении, сердце билось ровно и спокойно. А на груди, мирно посапывая, лежало земное Маринкино счастье. Машка спала своим первым, с мамой, сном.

      ***

      – Маринка, смотри! Мужик какой чудной! С псом и биноклем! – соседки по палате глазели в окно, ожидая очередного кормления новорожденных. – К кому, интересно, он пришел? Глянь!

      Марина медленно встала с кровати и подошла к окну. Под окнами стоял Вовчик, в одной