Секс дыбом. Владислав Картавцев

вдруг – откуда ни возьмись,

      Кошачье наваждение —

      И кот возьми, да и сорвись,

      И побеги – на зависть молодому поколению!

      Бежал чуть-чуть, совсем недолго,

      Пути не разбирал – не в этом суть,

      На зависть всем, кошачьим стал он волком,

      Жизнь прожил так – что в его честь коты венки несут!

      «Кошачьим стал он волком» – в этой фразе вся суть концентрации озверина степени восемь. Емко и доходчиво.

      Я вот никогда и близко не приближался к «восьмерке» – и даже к «семерке». Ну, максимум шесть – и то, предпринимаю все меры, чтобы отойти от опасной черты. Известным способом – много ем и требую глажки. А поскольку в доме вечно полно женщин, то глажку я получаю сполна (особенно если пересилю «Смрады», от них – женщин – исходящие).

      А вообще, мой нормальный уровень озверина – четыре-пять. При нем я чувствую себя полноценным, физически здоровым и способным на свершения котом – и внутренний потенциал организма не расходуется опрометчиво и глупо! Да, вероятно, я не рожден гореть подобно кошачьему Джордано Бруно – но меня это устраивает! Не всем же быть такими, а на костре – жарко!

* * *

      Еще я люблю лежать на груди женщины, повернувшись своей мордочкой к её мордочке. И смотреть пристально женщине в глаза. Не мигая – как могут смотреть только коты, избравшие для себя охоту. Женщина – дичь. Нет, не в прямом смысле слова – ведь я её не ем! Предполагаю, что она окажется не такой вкусной, как хотелось бы (и экспериментировать не хочу).

      Зато я поедаю её глазами. И если бы она знала, какие в это время мысли и образы роятся в моей голове, она бы сразу утратила интерес к мужчинам и предпочла бы Пана Чарторыжского на всю оставшуюся жизнь.

      Разве мужчины могут дать женщине столько поэтического лирического слога и нашептать столько красивых длинных комплиментов, как я? Да никогда в жизни – и тому пример мой хозяин! Кстати, он не самый плохой – дамы все без исключения полагают его обходительным – и вообще душкой! Но куда ему до меня!

      Не буду далеко ходить. Признайтесь, дамы, кто из вас хоть когда-нибудь слышал такое?

      Звезда моя!

      Ты столь прекрасна,

      Что хочется мне пасть перед тобой,

      Лобзать тебя, дарить любовь и негу —

      И нежность вечную, и сон прекрасный во плоти!

      Как, нравится? Мне – очень! И будь я одной из дам – не устоял бы! Или вот еще:

      Красавиц много я встречал,

      Но чтоб такую?

      Чтоб охватило и сжигало вожделение?

      Чтобы язык готов был в пляс пуститься —

      Чтоб только овладеть, прижать,

      Напиться редкой красоты и прелести очарованья?

      Да в жизни никогда!

      И знай – я раб твой полностью отныне!

      Здесь я немного приукрашиваю, преувеличиваю (насчет «раба»), но стиль, изысканность момента обязывают! Ведь что такое раб – сегодня раб он, а завтра он, глядишь, хозяин мира. «Мы не рабы, рабы не мы!», – подсмотрел я как-то в старом букваре выпуска 1968 года. Составители знали, о