Поворот в никуда. 19 рассказов мастер-курса Анны Гутиевой. Арина Ивка

привычным наблюдать утренние пробежки солдат, зарядку, а днем танковые учебные маневры на выжженных беспощадным солнцем буграх. В первые же дни местные перезнакомились с военными, многих угадывали в лицо и знали по именам. Деревенские подростки приходили по вечерам к самодельному шлагбауму поболтать с солдатами. Клянчили сначала подержать в руках настоящее оружие, потом сфотографироваться и тут же выкладывали эти фотографии в соцсети. Одноклассники и ВКонтакте пестрели этими картинками.

      Каждый день солдаты приходили к Ивановым в колодец набрать воды. Легко тащили по два тяжелых бутыля в руках. Степан Иванович всегда смотрел на богатырей с уважением и, если ребята не спешили, любил поделиться байками на тему «А вот когда я служил…»

      Чаще чем обычно сидела на лавочке у Ивановых Натаська.

      – Вот где осуществится твоя мечта, генетического материала – бери не хочу. Кровь больную разбавишь. Все чистенькие, обследованные, уух! – дразнил ее Степан Иванович.

      На что Натаська равнодушно водила глазами с одного солдата на другого. На снующих у Ивановых по двору не обращала внимания. На их подколы и подмигивания не реагировала. Но как только во дворе появлялась высокая крепкая фигура Федора, все менялось. Натаська тут же начинала без умолку болтать, смеяться, то и дело зыркая зелеными глазищами на солдата. И что она в нем нашла? Не красавец и не урод, простое русское лицо. Разве что глаза под густыми бровями синие, будто васильки в поле. А еще большое родимое пятно на полщеки под левым глазом. Федор на ее болтовню внимания, казалось, не обращал. Да только видели сослуживцы, как бледнела смуглая загорелая кожа на шее да как пытался сдержать он улыбку на губах. Тайком зыркал на Натаську и, смущаясь, отводил взгляд. Все всё видели, перемигивались между собой, но молчали. Приказ «с местным населением в близкие контакты не вступать» никто не отменял, однако. Да и подкалывать Федора остерегались. Знали, рука у того тяжелая, если приложится, мало не покажется. В «рукопашке» равных ему не было.

      Меченый! – звали его сослуживцы. Так звали и в детском доме, где рос он при живой матери-алкоголичке, лишенной родительских прав. Исхудавшего от длительного голода, завшивленного, почти одичавшего трехлетнего пацана извлекли из-под кучи тряпья в нетопленной хате сердобольные соседи и отдали органам опеки.

      Ту хату он так и не нашел, даже не пытался искать. Мать не простил. Время еще не пришло. Служил он в армии по контракту.

      * * *

      – Етить-колотить, Федька, я ж тебя спрашивал, выводить сегодня скотину или нет, – схватился за лысину Степан. – «Выводите, дядя Степа, они нам не мешают», – передразнил воображаемого виновника дед. – А теперь, Валька, глянь, что Тайфун наш вытворяет. Где ж я так нагрешил-то, а?

      Страсть к пафосным кличкам была особенностью Степана Ивановича: Тополек, Ромашка, Гиацинт – не полный перечень кличек его многочисленного скотного двора. Вот и сейчас