Всё будет правильно. Виктор По-Перечный

есть ты, и ты принимаешь какие-то решения, как-то двигаешься. Но в то же время как будто решения принимаешь не ты, а движения твои никак не мотивированы. Или, по крайней мере, мотивированы не тобой.

      Тем не менее автомобиль, видимо, по моей команде, начинает притормаживать, чтобы съехать на обочину. Да что там притормаживать, оказывается, я со всей свободной дури давлю на педаль и вращаю баранку. Но всё происходит как-то плавно, как и положено во сне. Слава богу, срабатывают все эти встроенные системы противодурацкой защиты, и автомобиль степенно приближается к правой обочине. Вот уже по изменению шелеста шин я понимаю, что обочина рядом, но это всё ещё асфальт. И вдруг!!!

      Потом, каждый раз вспоминая тот съезд на грунт, я осознавал, что встряска была такой силы, что мне казалось, будто внутри у меня перевернулись все внутренности. Сердце ушло в пятки, а желудок стал варить вместо мозга. Но понимание пришло потом. А сейчас мне ни до чего не было дела. Обочина заняла меня всего. Всё моё внимание, все мои умения и желания. Во-первых, оказалось, что то, куда сваливаешься с твёрдой уверенной дороги, только условно можно назвать обочиной дороги. Это не обочина, во всяком случае, это было что-то, не имеющее отношения к дороге. Во-вторых, по консистенции покрытия это был скорее песок, скорее какая-то глина. Очень вязкая, плотная, неповоротливая, мокропесчаная липкая глина. Конечно, правые колёса машины тут же увязли и, несмотря на всю мощь двигателя, стали пробуксовывать. Движение замедлилось, почти остановилось, по крайней мере, в направлении предыдущего полёта. Чего нельзя сказать об активности в направлении, перпендикулярном дороге. Здесь-то как раз бурлила жизнь, которая пахнула по носу жарким запахом прокисшей харчевни, как только я приоткрыл правое окно. Конечно, я просто намеревался посмотреть, во что это так увязли колёса. Посмотрел. Увидел.

      То, что из салона автомобиля казалось посевами, всё это были люди. Много, много плотно прижатых друг к другу людей. Так плотно, что любой из них неоднократно чувствовал себя не одиноким, зависимо замотанным, бессловесно включённым. Люди теснились не столь стройные, как колосья. Всякие. Красивые и выразительно уродливые, правильные и изломанные судьбой, любопытные и открыто алчные. Всякие.

      Нельзя сказать чтобы люди пребывали в каких-то застывших позах. Нет. Это было всё-таки движение или, скорее, какое-то бурление. Где-то просто бытовая суета, монотонность, озабоченная самооправданием занятость, чем попало. А где-то настоящая схватка, война. Честная до крови, до смерти. Тут уже можно не оправдываться, тут уже ты точно при деле. В доспехах, в кольчугах, с мечами и топорами. Очень скоро я их попробовал на себе. Поскольку никто особенно не был рад появлению нового соперника. И как перед ними ни надрывайся криком, что меня интересуют только колёса моей машины, в мире, построенном на соперничестве, любое движение, жест, взгляд будут восприняты как агрессия или как сопротивление твоим заблуждениям. Последствия, впрочем, для вас одинаковы – БОЙНЯ!

      Вот