Неполное собрание сочинений. 1979—2024. Владислав Ларин

попеременно дождю и солнцу. В ней можно было, укрывшись от дождя и ветра, жить до первых морозов. Для этого внутри было всё необходимое. Настил из принесённых морем досок в углу был покрыт меховыми спальными мешками. Посредине в землю врыт стол, сколоченный из тех же досок, а рядом – самодельное кресло из того же материала, которого много было на берегу. Направо от входа, рядом с рундуком, в котором хранились продукты, стояла на железных ножках печка, от которой на улицу вела такая же железная труба. Когда печь топилась, труба раскалялась докрасна, и чтобы не сжечь палатку, пришлось прикрутить проволокой к стенке в этом месте металлическую пластину. В ветреные дни пластина скребла по трубе. Но там все дни были ветреными, поэтому концерт для трубы и ветра стал привычным.

      Налево от входа, напротив печи лежали дрова. Это были великолепные, изъеденные водой, выбеленные солнцем и обкатанные волнами куски дерева самой неожиданной формы. Он собирал их прямо за палаткой, но каждый раз после шторма на берегу появлялись новые куски дерева. Поэтому в палатке всегда хранился запас дров на растопку печи, и даже в дождь можно было без труда развести огонь. Во время дождя было особенно хорошо рубить сухое дерево, готовя поленья для печи и радуясь, что всё подготовил заранее.

      А ещё там была рация. Она стояла на ящике в самом сухом углу и питалась энергией от танкового аккумулятора. Это была связь с базой. Когда мимо проходил случайный путник, проплывали на байдарках туристы или на вездеходе проезжали геологи, они видели сначала мачту с антенной на фоне серого неба, а уже потом появлялось белое пятно палатки. Человек мог зайти, чтобы перекинуться парой слов и выпить крепкого чая с морошкой или брусникой. Трудно быть долго одному в тундре. Да не только в тундре. В лесу тоже трудно, и в городе. И в горах.

      Но привыкнуть можно ко всему. Скоро становится привычной и такая жизнь. Свист ветра в трубе. Позвякивает, скребётся металлическая пластина. Падают редкие капли. Прямо за тонкой матерчатой стенкой шевелится, ворочается море, облизывая берега и перекатывая стволы деревьев. Можно долго бродить по берегу, слушать хруст песка под сапогами, рассматривать деревянные изваяния – более символичные и замысловатые, чем произведения некоторых скульпторов. А ещё можно было бродить в тумане по мелководью. Берег растворялся, и начинало казаться, что во всём мире ты остался один – среди шороха волн и капель тумана. Где море, где небо, где берег? Только мутный купол над головой. После этого особенно приятно было возвращаться в палатку и разогревать на печке ужин.

      В большой закопчённой кастрюле булькает щучья уха с картошкой, луком и перцем. На сковороде жарится и плюётся маслом картошка с тушёнкой. Хлеба не было, но его отлично заменяли сухари и крупно нарезанный лук. Запивать всё это хорошо чаем, в который добавлены ягоды и листья брусники.

      А когда все дела были сделаны и заканчивался вечерний сеанс связи с базой, можно было забраться в спальный