Только вернись. Елена Левашова

аполеоновским планам и растеклась патокой в его руках…

      – Кара… Погоди, сейчас найду ключи, – он отпускает мою ладонь и нетерпеливо шарит в кармане.

      Отпирает дверь кабинета и освобождает проход. Обнимаю себя за плечи и медленно вхожу, окунаясь в объятия ночи. На первом этаже гремит музыка, а в окна врываются звуки празднества – пьяные голоса, визги, шаги и звон бокалов… Им не до нас. Стекла дребезжат и поблескивают от всполохов салюта.

      Закрываю глаза, когда руки Глеба опускаются на мои плечи. Он порывисто спускает тоненькие лямки платья с моих плеч и касается шеи губами.

      – Сдохну, если не получу тебя… Каролина… – его дыхание опаляет кожу, пробуждая колкие болезненные мурашки. Они поднимают голову и зло впиваются, кажется, добираясь до самого сердца. Словно издеваются надо мной…

      – Глеб, я…

      – Потом…

      Он накрывает мои губы своими и легко подталкивает к широкому лаковому столу. Его наглый язык исследует мой рот, а дрожащие в нетерпении пальцы накрывают чашки лифчика. Стону ему в рот и зарываюсь пальцами в густые волосы. Не могу больше сопротивляться, не могу… Подаюсь вперед, чувствуя, как горит его тело и стучит сердце… Срываю его пиджак и дергаю петлю галстука. Глеб на миг отрывается от меня и остервенело расстёгивает пуговицы сорочки, бросает ее на пол, открывая взору широкие плечи и крепкую мускулистую грудь.

      – Хочу тебя, Кара… Все нервы ты мне вытрепала, – сипит он, дергая застежку бюстгальтера. Я вскидываю ладони, пытаясь его удержать, но Глеб рывком отбрасывает белье в сторону, выпуская на свободу тяжелые налитые груди.

      – Какая ты… У меня от тебя едет крыша, блять…

      Он целует мои плечи, ласкает шею, оставляя на коже влажные дорожки, а потом сминает груди в ладонях, захватывая соски в рот. Посасывает их, перекатывая на языке, как спелые ягоды.

      Во рту пересыхает от возбуждения и страха. Перед глазами мелькают разноцветные круги, когда я бессильно опускаюсь на гладкую поверхность стола. Задеваю рукой стаканчики для ручек и рычаг настольной лампы… Черт… Только не это… Теперь он меня узнает… Тянусь рукой, чтобы поскорее выключить проклятый светильник, но Глеб мягко меня останавливает. Урчит как кот и впивается взглядом в мое тело.

      – Так лучше, Кара… Хочу тебя видеть. Хочу тебя…

      Обхватываю его шею ладонями и припадаю к губам. Пью влажное дыхание, словно проваливаясь в прошлое, туда, где Глеб был наивным мальчишкой, а я простушкой с тоненькими косичками. Прошлое, что я похоронила… От него остались не воспоминания – тлеющий в груди черный пепел…

      – Дай мне себя, – требовательно шепчет Глеб, стягивая с меня платье. Поддевает тонкое кружево трусиков и медленно их снимает.

      – Ты создана для любви, Кара… Для ласк и поцелуев, ты… Охуенная.

      – Глеб… – судорожно вздыхаю и тянусь к пряжке его ремня.

      – Погоди, малыш, черт…

      Он спускает брюки вместе с боксерами. Обхватывает мои бедра ладонями и со стоном притягивает к себе. Погружается в меня пальцами, а потом склоняется и накрывает лоно губами. Вздрагиваю от его неожиданной ласки и цепляюсь пальцами за края столешницы.

      – Не бойся, детка… Ты такая вкусная… Сладкая, как мандаринка…

      Мандаринка… Он ведь называл так меня… Вернее, не меня, а Леру, которой больше нет…

      Встречаю его возбужденный, расфокусированный взгляд и хватаюсь за сильные предплечья. Не знаю, сколько проходит времени – целая вечность или всего минута? Я бессвязно стону и подкидываю бедра навстречу его умелому рту. Как я жила без него? И как теперь буду с ним? Как забуду о предательстве и прощу? Кажется, еще немного и я коснусь дна… Умру, взорвавшись на мелкие кусочки… И все утратит смысл – моя ненависть и желание отомстить, съедающая душу обида и… наша дочь.

      Может, мне не стоит бояться этого… дна? Глеб жадно ласкает меня, подталкивая к самому краю. Еще шажок, движение навстречу и… Я отпускаю себя, словно срываясь в пропасть. Громко кричу от прострелившего тело наслаждения. Бьюсь в его руках и замираю, цепляясь за ускользающие волны блаженства. Лениво поднимаю голову, встречая странный, совершенно чужой взгляд.

      Его губы блестят, а из глаз, напротив, улетучивается тепло, сменяясь мертвенным холодом.

      – Что это такое? – Глеб отпускает мои бедра и тычет пальцем на тонкий, прорезающий голень шрам.

      Черт… Я ведь боялась, что это случится… Сглатываю и поднимаюсь на предплечьях, пытаясь встать со стола.

      – Лера, это ты? Ты никуда не уйдешь, пока не объяснишь мне, что это такое? – цедит он сквозь зубы.

      – Это… Это в детстве. Я с качелей упала, я… – лепечу, прижимая к груди невесомый шелк платья.

      – Ложь! Гнусная ложь! Ну-ка, развернись.

      Без капли нежности он разворачивает меня и видит еще одно доказательство, что я Лера… Не Каролина, а простушка Лера, которой заплатила его мать. Впихнула в ладони мятые купюры и прогнала прочь, как приблудного котенка. На плече виднеется розовая родинка в виде капли…

      – Как