По обе стороны солнца. Ульяненко Елена

надо узнать. И нам надо на Кипр. В храм. Там все ответы.

      – Откуда ты знаешь? Столько времени прошло. Там и книг немного, и фресок настенных нет – я там был, я знаю.

      – Мне не нужны книги. Мне нужна Безмолвная Мать – она все знает.

      – Вэйда, я понимаю, что ты – пророчество, ты – наша цель и все такое. Но ты пойми, времени прошло слишком много. Матерей этих сменилось тьма, кто-то что-то не досказал, кто-то забыл, кто-то додумал – ну нет сейчас прямых доказательств, если только нет текста.

      – Борис, это ты не все понимаешь. Святые Матери не меняются. Она одна. Всегда одна. Она вечна.

      – Нет ни чего вечного.

      – Пусть так, пусть не вечна, но очень долговечна. И пока она меня не найдет, она никуда не донеся.

      – Это почему?

      – Об этом мы у нее и спросим. Но сам посуди. Судя по тексту, она всех хотела законсервировать до лучших времен, или мы улететь куда к звёздам должны – это тоже спросим. Но в момент открытия купола я, то есть моя душа потерялась. И вот ради моего возрождения было придумано все это. Вы – моя свита, мой народ.

      – Ладно, пусть так. Но что-то я не вижу никакой Атлантиды на карте. Да и за столько времени не осталось от нее ничего. Что мы искать будем?

      – Остались вы, я, безмолвные сестры, Святая мать, храмы – этого больше, чем достаточно, чтобы возродить все: язык, традиции, что там еще возрождают?

      – Культуру, – дополни ее Борис.

      – Молодец, садись – пять, – сказала Вэйда и поцеловала его в губы.

      – Моя королева, так нельзя, – но ее рука уже расстёгивала его рубашку

      – И-иванова, Лиля, ты не забывай, что ты ребенок, что все это противозаконно в конце концов, – Борис вжался в стену и чувствовал себя подростком, безвольным и беззащитным.

      – Я – здесь закон, я – королева. И я тринадцать раз как достигла взрослости.

      Вэйда стянула с себя блузку, легкие брюки и осталась в белоснежном белье. Эта бронзовая кожа, с холодным металлическим блеском. Этот контраст с белизной белья – она совершенство. К ней хочется прикоснуться, ее хочется согреть. Руки Бориса нерешительно потянулись к застежке на бюстгальтере. Еще движение – и вот на нагая. Без тени стеснения, без намека на стыд.

      – Знаешь, о чем я могла вспоминать в своей вечности? Я вспоминала руки любящих меня мужчин. Их было немыслимо много. Я никогда не имела право на чувства, потому что рождалась, чтобы умереть. Теперь иначе. Все будет не так, я порвала эту нить жертвенности. Я хочу любить, я хочу любить тебя, Борис. Как тебе такое предложение?

      – Меня посадят, – тихо сказал Борис и поцеловал свою королеву.

      Ближе к утру, когда небо на востоке начинает светлеть, а звезды все еще видно, Вэйда стала метаться во сне, она шептала слова, с кем-то общалась, слушала и отвечала – каждое слово Борис старался запомнить, потом схватил со столика карандаш и тетрадь и стал записывать, уже не полагаясь на свою память – Вэйда говорила на летурийском, и некоторые слова он попросту не понимал. Еще бы знать как это правильно пишется, чтобы точно не ошибиться.

      В