Просто шли по дороге звери…. Наталья Захарцева (Резная Свирель)

х смеялось.

      Бесконечно тянулись числа, города поднимались, страны.

      Звери шли, и добром лучились, и несли в мягких лапах странность.

      Был зайчатка пушистым, белым, с носом розовым и цветочным. И навстречу беда болела в каждой клеточке, в каждой точке.

      К ним беда – как старуха в чёрном, выжигая остатки счастья.

      «Я же смелый», – сказал зайчонок.

      «Я же справлюсь», – сказал ушастый.

      Словно он не зверёк, а ветер. Окна хлопали, как ладоши.

      И не стало беды на свете, и нигде не болело больше.

      Оставляли тираны троны, поджимали шпионы жала.

      Просто шли по дороге трое, и усталость от них бежала. Падал с ветки созревший жёлудь. Звери шли и сочились мёдом: котик, зайка и медвежонок, три довольных весёлых морды.

      И любовь к ним спустилась плавно на серебряном парашюте.

      Косолапый сказал: «Ну ладно»,

      «Я же сильный», – сказал мишутка.

      И взвалил её на закорки, меж лопаток согрел ей норку. Холод треснул засохшей коркой, и любви сразу стало много.

      Стало столько, что не измерить, не испить, не укрыть в застенках.

      Просто шли по дороге звери: мишка, заинька и котейка. Понарошечные, смешные уши, души, хвосты и лапы.

      Даже зубы у них не ныли, даже дождик на них не капал, деликатно вокруг мурашил.

      Просто шли по дороге сказки. А потом повстречали в страшном, пустотелом и пустоглазом навьем царстве, в голодной бездне ту, что ходит бесцветной тенью. Ту, что в окна без спроса лезет.

      И мурлыкнул друзьям котейка:

      «Я ведь пуговка божьих судей. Оторвусь я – пришьют и вденут. У меня же их девять, судеб. А у вас вроде как не девять».

      Стала шерсть у него из меди, стал он хтонью железной сборки. И не стало на свете смерти.

      Просто шли по дороге боги.

      А потом ты открыл им двери. Лунный луч был дрожащ и тонок. И вошли в нашу спальню звери, и сказали, что ты – ребёнок. Очень маленький, робкий, дивный.

      Вот поэтому этой ночью они смерть твою победили

      и беду твою победили,

      всех-превсех они победили.

      И любви теперь сколько хочешь.

      Чудовище

      Чудовище никто не превращал. Росло оно в любви,

      на радость маме. Гуляло полутёмными дворами и отхватило пару раз леща, поскольку драться просто не могло. Оно же было страшным только с виду. По внешности угадывалась придурь, а из спины прорезалось крыло. Да, равных монстру не нашлось нигде.

      Чудовище вышагивало в замок и думало: нельзя ли в замок зама для всяких скучных ежедневных дел.

      До дрожи в лапах надоел дворец.

      Плевался кучер: мне б твои проблемы!

      В саду росли фиалки, хризантемы, пионы (не садовник, а творец). Чудовищу не нравились цветы.

      Они, увы, не стоили мучений.

      Чудовищу хотелось приключений, чтоб цеппелины, рычаги, винты, ночные песни, танцы при луне. Чтоб задушевный разговор с богами.

      Хотя бы отражением в амальгаме довольствовалось чудище вполне.

      Красавицу никто не заставлял.

      Как ни крути, Красавица – оторва. По вечерам играла на валторне на пристани туземным кораблям.

      Ругалась виртуозно, аки чёрт, рвалась вперёд, перегибала палку. Ещё, пожалуй, нравились фиалки, ромашки, гладиолусы, и чё. Тюльпаны не мешали ни на грош орать на крышах целыми ночами, и, гаечными бряцая ключами, носить за голенищем острый нож. Блестели звёзды – мятая фольга. Легко брала Красавица аккорды, косилась в зеркала: досталась морда, зато врагов ей здорово пугать.

      Рассказу полагается финал, тем более пока герои в сборе. Красавица залезла в сад, проспорив. Она была, естественно, пьяна. Но шаг её был лёгок, глаз остёр. В саду благоухали апельсины. Водились в родословной ассасины, разбойники и даже мушкетёр, печально

      не доживший до седин.

      Но (провалиться в бездну – что я вижу) цветочек алый, штучный, краснокнижный, под колпаком блаженствовал один, бессовестно Красавицу дразня. Чудовище – почувствовало что-то – сидело рядом в позе Дон Кихота, которому не выдали коня.

* * *

      Чудовище зовёт невесту «скво». К ним по утрам заглядывает солнце. В обнимку удивительно смеётся, грустится, впрочем, тоже ничего.

      Он ей подарит бархат и поплин. Она ему – большой набор отвёрток. И чем не повод для последних сводок – Чудовище купило цеппелин. И поручни натёрты – прямо блеск (Чудовище к блестящему предвзято).

      А замок арендуют поросята. Им до соседней сказки через лес.

      Грета Джонсон

      Грета Джонсон не верила в добрый финал историй с той поры, как задула на торте двенадцать свечек.

      Промелькнуло вчера