Выживший: Рассвет. Андрей Валерьевич Степанов

потому что хотели мира! – выкрикнул я.

      – Люди пришли, потому что хотели сюда попасть! – отрезал Перт.

      – Вообще, это так, – поддержал его Конральд. Два мординца тоже согласились. Латон, стоило мне на него посмотреть, едва заметно кивнул. Но под более пристальным взглядом, решил открыть рот снова:

      – Я бы хотел сказать, если Бавлер позволит, – поняв, что он хватанул лишнего, здоровяк старался говорить максимально вежливо.

      – Говори, – ответил я, но тоже не так повелительно, как прежде, однако, максимально корректно, насколько я мог это сделать в своей ярости.

      – Перт прав, – коротко сказал Латон.

      – Продолжай. Ты ведь не все сказал?

      – Нет, не все, – он снова осмелел, но не рискнул больше повышать голоса. Все остальные помалкивали. – Мы решили перебраться сюда. Захотели. Опасались, действительно боялись, что ничего хорошего не будет. Я долго колебался, но все же прибыл к тебе, Бавлер. И, я уверен, даже те солдаты из Пакшена, которые пришли сегодня, дождавшись, когда верхние уедут за реку, сделали это сознательно. Сейчас все меняется.

      – Про перемены я еще не слышал, – язвительно ответил я. – Что насчет этого ты скажешь?

      – Бавлер, уж если ты начал слушать, так изволь. Не надо злиться на меня. Ты больше злишься на себя. Что не успел, не смог. Не сделал то, что должен был сделать. Ведь так?

      Я сжал кулаки так, что костяшки захрустели. Что еще за психологию он мне тут устраивает?! Но при этом в чем-то он оказался прав.

      – Ты молчишь, Бавлер. Молчишь, потому что знаешь, что на самом деле винить никого не стоит. Ты здесь сколько? Два? Три месяца? И ты многое успел. И своим успехом ты привлек сюда множество людей, которые поверили в тебя. И пойдет на войну они не для того, чтобы исполнить твою волю. А потому что у каждого из них будет причина.

      – Причина умереть? – горько усмехнулся я. – Нет, ни за что не поверю, что есть люди, которые готовы умереть. Отдать за что-то жизнь. За свободу – да, поверю. Восстание против жестокости и тирании…

      – Вот! Бавлер, черт тебя дери! – заорал Конральд. – Да, вот. Вот оно! Наконец-то, чтоб тебя, ты понял, в чем дело!

      Я заткнулся, пытаясь вдуматься в смысл его слов. Но поскольку сам раздумывал над тем, что сказать, не сразу додумался. Разве нельзя считать тиранией постоянные войны, которые не имеют конца и результата? Этот вопрос я задал собравшимся после некоторого времени, которое мне все же пришлось потратить на размышления.

      – Дошло-таки, – проворчал наемник.

      – Не совсем верно, – отметил Бериленс. – Но в целом, если смотреть на нашу ситуацию исторически…

      – Чтобы смотреть исторически, нужны ученые, – встрял Латон.

      – Да, верно. Нужен историк, – согласился мординец. – Нужен, но их… их крайне мало…

      – Так, хватит! – снова повысил голос я. – Вы начинаете говорить не о том! Сейчас – почти полночь. Рассвет – в безопасности, а я – в ярости! Потому что вы предлагаете мне такие вещи, которые здравым людям просто прийти в голову не могут.

      – Бавлер, –