Оранжевая комната. Елена Перминова

ца, изнанку почтовой марки. Смахивал со стола воображаемую пыль. Клал на стол конверт, и, растопырив пальцы, обеими руками спрессовывал дутое письмо до плоского. Потом осторожно, своим каллиграфическим почерком – буквы – равные звенья цепочки – выводил адрес. Я присутствовала при этом таинстве нелегально: подходила сзади и украдкой заглядывала через плечо. Так и думала. Опять главному режиссеру провинциального драматического театра. А этот раз в город Владимир.

      – А не лучше ли ему позвонить? – Выдавала я себя.

      Он нехотя обрывал недописанное слово и переводил взгляд на меня.

      – Я не могу разговаривать с человеком, если не вижу его глаз.

      – А через письмо ты что, глаза видишь? – Радовалась я его оплошности. – По телефону хоть голос живой, а тут…

      – Я тебе уже объяснял, – обрывал он меня. – Бумажные письма, в отличие от электронных, хранят чувства, запахи, настроение и намечают отношения. А с чем можно сравнить радость, когда получаешь долгожданное письмо в конверте?

      – Странный ты, какой-то, – отступила я и больше к этой теме не возвращалась.

      В общем-то жаловаться мне на него было грех. Странный – это не такой, как все. Оригинал. Этим он меня и привлек.

      В тот день Дом творческих союзов – единственное приличное заведение на весь шахтерский город – гудел от разноголосья, как железнодорожная платформа. Узкие двери делили толпу на пары и с жалобным стоном пропускали вперед. Афиша, приклеенная скотчем на грязное окно, извещала: сегодня состоится церемония награждения «Человек года». Лично я на это звание не претендовала. Мое присутствие было продолжением должностных обязанностей фотографа. Под стать тому был мой снисходительный взгляд и унылое настроение. Фиксировать чужую славу, не обретя своей – занятие не из приятных. Уговорила себя легко: сначала я для них, потом они для меня. Сделала непроницаемый взгляд и вошла в зал. Оглянулась, вжимаясь в вязкую богемную атмосферу. Билетерши суетились с приставными стульями. На сцене хрипели старые микрофоны. Все кресла заполнены телами разных весовых категорий. Ткнулась спиной о стену и вынула из чехла камеру.

      – Садитесь, пожалуйста, – услышала я мягкий голос где-то на уровне своего живота.

      Я не шевельнулась.

      – Я вам, садитесь, – дернули меня за рукав.

      Это был колоритный брюнет, с темными, как ночь, глазами. Сразу отметила изъян – заметно искривленный нос. Но черная, с редкой проседью борода и аккуратно подстриженные усы гасили неприятное впечатление. Тонкие черты лица удачно играли на образ потомственного аристократа. Освободил место и вытянулся передо мной. Прямая спина, чуть вскинутая вверх голова, взгляд под потолок. Позиция человека, знающего себе цену.

      – Вот уж не думала, что здесь можно встретить вежливого мужчину, – проворчала я. И с шумом заняла предложенное место.

      – Я согласен, – обрадовался он выбранной теме разговора. – Здесь на весь город интеллигенции – как две капли на ведро воды.

      Я посмотрела уже с интересом. Скрестив на груди руки, он стоял у моего кресла, едва заметно покачиваясь с пятки на носок. Как телохранитель. Во время процедуры награждения он напряженно, как загипнотизированный, смотрел на сцену.

      Когда ведущая вечера с присвистом выдохнула про номинацию театральное искусство, он опустил руки и вытянул вперед голову. После слов «главный режиссер театра» сорвался с места, как стартовал с дистанции. На сцене был сама сдержанность. Низко поклонился, взял приз и скрылся за кулисами.

      Увидела его во время фуршета. Разновозрастные женщины требовательно протягивали блокноты и авторучки. Снимать его на фоне этих фурий было бессмысленно. Сделала отчаянный жест рукой, красноречиво показывая на камеру. Он торопливо всучил авторучку одной из поклонниц и вырвался из окружения.

      – Извините, я не представился. Как ваше имя?

      – Ваше уже знаю, Максим Новак, главный режиссер тетра «Зеркало», Человек прошлого года. А мое для вас не имеет значение. Ничем еще не прославила.

      Он решительно взял меня под руку и вывел из толпы. Потянул вглубь коридора. Прислонил, как куклу к стене, оперся руками на уровне моих плеч и приблизил свое лицо. Я оказалась зажатой, как в тисках. На мое слабое возмущение осторожно погладил меня по руке. Посмотрел – как пригвоздил к стене.

      – Я вас найду, – сказал и нехотя сделал шаг назад.

      Свободное пространство без него колыхнулось его тенью. Как легкий ветер тронул ровную гладь холодной воды. По телу пробежала слабая дрожь. Пришлось делать усилие, чтобы оттолкнуться от стены. Голова тянулась в его сторону. Про снимок вспомнила только на улице. Когда увидела, как фонари воспроизводят себя на мокром от дождя асфальте.

      В тот же вечер собрала о нем всю информацию. Несколько лет назад, когда еще училась в университете и не знала о существовании города Шахтерска, он был здесь главным режиссером драмтеатра. Но не сошелся по идейным соображениям с главой города и уехал в Волгоград. Там разошелся во взглядах на театральное искусство с губернатором и уехал в Новосибирск. После решил не искать единомышленников