Смута. Роман. Михаил Забелин

phasis>

      бессмысленный и беспощадный. Те, которые

      замышляют у нас невозможные перевороты,

      или молоды и не знают нашего народа, или уж

      люди жестокосердные, коим чужая головушка

      полушка, да и своя шейка копейка.»

      А.С.Пушкин

      ГЛАВА ПЕРВАЯ

      I

      Вечерело. Бой за маленькую польскую деревушку, продолжавшийся весь день, стал затихать. Отголоски боя, словно уставшего от дневной работы, отступали и растворялись в надвигающейся темноте. Сначала утихомирились пулеметы. Их злорадное трещоточное тарахтение напоминало крупные капли дождя, барабанящего по крыше: они становились слабее и били реже, а потом неожиданно умолкли. Еще прорезали упавшую тишину одиночные ружейные выстрелы, похожие на прощальные приветы. Иногда ночными филинами ухали пушки, снаряды улетали куда-то вдаль, и создавалось впечатление, что аккуратные немцы подсчитали количество израсходованных за бой снарядов и досылали наугад те, что были заготовлены на сегодняшний день, но вовремя не были пущены в дело.

      Рота поручика Михаила Жилина целый день простояла в резерве. Она была укрыта крутым откосом обрыва, нависавшего над рекой, и теперь, в сумерках, окрашенных оранжевым светом догорающей вдалеке деревеньки, фигуры людей выделялись особенно отчетливо и причудливо и казались единой шевелящейся массой, щупальцами какого-то огромного бесформенного осьминога, выползшего на берег.

      – Пятая рота, в ружье! – команда в растекающейся по воздуху, опустившейся тишине прозвучала особенно громко.

      – Пятая, собирайсь! – подхватил голос фельдфебеля Крошкина.

      Послышался лязг штыков, застучали котелки, раздались голоса взводных:

      – Первый взвод, ко мне!

      – Второй взвод, стройся здесь!

      – Ты, чертов турок, опять винтовку не найдешь, я тебе говорю, рожа, сказано, становись!

      – Рота, смирно! Равнение направо!

      – На ремень! По отделениям, за мной, шагом марш!

      Рота вышла из укрытия и через поле начала выдвигаться на передовые позиции. Пахотная, разбухшая от осенних дождей земля чавкала под ногами и хватала за сапоги липкими лапами, словно стараясь задержать и остановить тяжело шагающих по ней людей.

      – Ваше благородие, будет что ль наступление на немца? – спросил фельдфебель Крошкин.

      – Нет, идем на смену первому батальону.

      – А далече нам идти сменять-то? – бросил кто-то, но ему никто не ответил.

      – Сказывали, что от первого батальона и половины не осталось, – продолжал Крошкин.

      Жилин об этом знал, так же как и о том, что страшный сегодняшний бой, несмотря на огромные потери, не дал победы или перевеса ни одной из воюющих сторон, и позиции полка передвинулись ненамного лишь местами и занимали теперь те же самые, вырытые еще месяц назад окопы.

      Война шла уже четыре месяца, а усталость от нее была такой, будто она продолжалась четвертый год.

      По мере продвижения роты встречалось всё больше темных, бесформенных, разбросанных по полю тел: раненых и убитых. Из окопов навстречу, тяжело ступая, двигались люди с носилками.

      – Ваше благородие, глядите, наши лежат побитые. Подобрать бы их, да куда понесешь, когда сам не знаешь, куда себя схоронить.

      Откуда-то из-под земли, сбоку и спереди стали слышны стоны и слабые крики:

      – Сюда, братцы, сюда!

      – Санитара! Санитара!

      – Помогите, братцы!

      Рота продолжала идти дальше, вперед, не останавливаясь, и хотелось зажать уши руками и закрыть глаза, чтобы не видеть и не слышать этих мучающихся, корчащихся на земле людей, разрывающих стоном своим сердце.

      – Как мухи лежат побитые.

      – Какие тебе мухи? Люди живые.

      – Были живые, стали мертвые.

      Четыре снаряда пронеслись над головой и разорвались где-то за рекой.

      – Слушай мою команду! Как немец наведет прожектор, падай и не шевелись. Понятно?

      – Так точно, понятно.

      По мере приближения к позициям в воздухе всё сильнее разрастался теплый запах гари. Застоявшийся пороховой дым разъедал глаза.

      – Рота, стой!

      – Михаил, ты?

      Лица в темноте было не разобрать, но по голосу Жилин узнал командира 3-й роты капитана Пильберга.

      – Пойдем ко мне в подвал, расскажу. Хотя что тут говорить, тебе всё и так известно: командир батальона убит, от батальона, дай бог, одна рота наберется.

      В разнобой переговаривались голоса.

      – Кто идет? Какая рота?

      – Вы кто, смена нам будете?

      – Смена, смена.

      – Ну, третья, вылезай.

      – Глядите, немцы побитые лежат. Видно, жаркое было дело.

      В тесном