Только лучшее. Даниэла Стил

морем. Такой дом мог стоять где угодно: в Ист-Хэмптоне, на Файер-Айленде, в Малибу, – поскольку был ничем не примечателен, если бы из окна не открывался вид на пляж, бескрайнее море, а сбоку не блестели на солнце сгрудившиеся на холмах дома Сан-Франциско. Прекрасный вид и прекрасная женщина делали это место восхитительным. Она жестом предложила Берни сесть в удобное кресло, а сама устроилась на диване, подобрав под себя ноги.

      – Вам здесь нравится? Я имею в виду – в Сан-Франциско?

      – Временами, – честно ответил Берни. – Должен признаться, я мало видел город: очень занят в магазине. Климат мне нравится. Когда улетал из Нью-Йорка, там шел снег, а через пять часов здесь меня встретила весна. Это было приятно.

      – А что не понравилось? – спросила она с улыбкой, поощряя его продолжать.

      Было в ней нечто такое, что располагало к беседе: хотелось говорить и говорить, делиться самыми сокровенными мыслями. Берни вдруг осенило, что было бы очень хорошо иметь вот такого друга, но он не был уверен, что не захочет большего. Его буквально притягивало к ней: в каждом жесте, взгляде, звуке голоса было нечто неуловимо сексуальное, чему он не мог дать определение. Ему хотелось к ней прикасаться, держать за руку, а когда она улыбалась – целовать сочные губы.

      – Наверное, вам здесь одиноко? В первый год я тут умирала от тоски.

      – Но все равно остались?

      Берни был заинтригован. Ему хотелось узнать о ней побольше, услышать все, что она готова рассказать.

      – Да. Сначала у меня не было выбора. К тому времени родственников, к которым я могла бы уехать, не осталось. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я училась на втором курсе Северо-Западного университета, – ее глаза затуманились, и Берни невольно поморщился, как от боли. – Думаю, это и сделало меня слишком доверчивой и уязвимой, и я безумно влюбилась в парня, звезду нашего студенческого театра.

      Вспоминая те дни, Элизабет погрустнела. Странно: обычно она об этом никому не рассказывала, но с Берни было так легко, словно они знакомы сто лет. В панорамное окно они видели, как Джил снаружи играет в песке, посадив рядом куклу, и время от времени машет им рукой. Что-то в Берни вызывало у Элизабет потребность быть с ним честной с самого начала. Если ему не понравится то, что услышит, он больше не позвонит, но по крайней мере, если их общение продолжится, между ними все будет ясно, а это было для нее почему-то важно. Она устала от игр и притворства, надоело изображать рафинированную леди. Элизабет посмотрела на Берни широко открытыми ясными глазами.

      – В университете я изучала, конечно, и драматургию, – она улыбнулась, вспоминая. – Летом, уже после гибели родителей, мы вместе участвовали в малобюджетной летней постановке. Я была словно зомби, в оцепенении, мало что соображала, вот и влюбилась по уши. Он казался мне таким классным… А перед самым выпуском я забеременела. Чендлер решил пожениться здесь, потому что ему предложили роль в голливудском фильме. И вот он приехал сюда первым, а я вслед за ним. Что касается аборта, я даже мысли такой не допускала, хотя между