Колдун. Ольга Григорьева

повис на друге всем телом, шепнул сдавленно:

      – Не лезь. Люди ведают, что Онох на твою жену напраслину возвел. Дай и князю это уразуметь.

      Потам шумно выдохнул и замер, исподлобья буравя глазами подлого уного. Никого не стыдясь, тот вышел в круг и остановился возле Ярополка:

      – Была береста, князь!

      Слезы поползли по Улитиным щекам быстрыми блестящими каплями:

      – Ничего не ведаю…

      – Ой ли? – насмешливо хмыкнул уный. Ярополк коснулся его плеча, подтолкнул вперед:

      – Говори, Онох!

      Крадучись, словно лесной зверь, парень двинулся вокруг Улиты, заглядывая ей в глаза:

      – Было в травень месяц послание из Нового Города. Писал его Владимир-князь. Предлагал злое дело – убить брата, а в награду обещал тебе весь Новый Город. Ты письмо от всех скрыла, а значит – согласилась.

      Варяжко уже слышал этот оговор, потому и не удивился, а Потам дернулся из его рук:

      – Что болтаешь?!

      Затравленно переводя глаза с мужа на зеленоглазого, Улита наконец уразумела, в чем ее винят, и, кидаясь Ярополку в ноги, взвыла:

      – Нет! Нет! Навет это! Вокруг зашумели.

      – А ты откуда о бересте ведаешь? – выкликнул кто-то.

      Уный сморгнул, зло сощурился и, не дрогнув, вымолвил:

      – Видел я Владимирова гонца. Он мне сказал о грамоте.

      Хитро лгал уный. Только Варяжко и не таких хитрецов выводил на чистую воду:

      – Где ж нынче этот человек?

      – Кто его знает… Наверное, обратно ушел. Варяжко усмехнулся, развернулся к Ярополку:

      – Он кривду сказывает, князь! Я Улиту знаю, а муж ее отцу твоему служил, вместе с ним под вражьими стрелами стоял, одной сермягой от холода укрывался. Неужто и его овиноватишь из-за подлого навета?

      – Не навет это. Была береста… – перебил кто-то. Тоненько, жалобно. Варяжко споткнулся на полуслове, уставился на девку-чернявку, уже третий год служившую у Улиты. Зачем она влезла в судное дело? Почему принялась подпевать болотнику? Ведь была Улите верной слугой…

      Под мужскими взглядами девка смутилась, стянула края наброшенного прямо на исподницу платка.

      – Поди сюда, – велел нарочитый.

      Она робко подошла.

      – Говори!

      Девка опасливо покосилась на скорченную у ног Ярополка Улиту.

      – Не бойся, – поддержали ее из толпы. – Только правду говори.

      – А в таком деле нельзя солгать, – еле слышно вымолвила чернявка. – Человека здесь судят – хозяйку мою. Все знают, я ей худого не пожелаю, а только лжет она – была береста из Нового Города. Я ее своими глазами видела.

      Потам вскинул брови, спросил тяжело:

      – Жена?

      Поднимая пыль, толстуха поползла к нему, ткнулась в ноги:

      – Была грамота. От лаготника одного… Боялась я о нем сказывать… Не знаю я его!

      – Где береста? – рявкнул Потам.

      Улита зашлась плачем, а чернявка прошептала:

      – Она ее в огонь бросила…

      – В огонь?!

      Ярополк подал знак. Сильные