Станция. Георгий Викторович Протопопов

эхом. Эта – центральная – часть станции являла собой, как он и ожидал, довольно таки просторный зал ожидания с очень высоким в два этажа потолком, с несколькими рядами пустых металлических в сетку кресел. Судя по этому залу, посёлок тут должен оказаться более-менее приличным или был таковым когда-то, в советские ещё времена.

      Но тишина здесь казалась ещё более зловещей, чем снаружи, она словно бы струилась вокруг, отзываясь шелестящим эхом на каждое движение. Было жутковато стоять в подобном месте, в гулкой пустоте; неуместными и странными казались даже три люстры на потолке, массивные в старом стиле, как бы не бронзовые, таких уж и не ставят давно нигде. Может быть, эти самые люстры, и пустое сумрачное пространство, и высокие окна пробудили в Олеге ощущение, что он оказался внутри храма. Заброшенного, покинутого. И он один здесь, совершенно один, а это в сто раз страшней – переживать свой кошмар в одиночку, неважно во сне или наяву.

      И тогда Олег крикнул. Не что-то конкретное, а так – проорал непонятную самому бессмыслицу, лишь бы привлечь чьё-либо внимание, что-то изменить вокруг. Сразу почему-то вспомнились «америкосы» со своими глуповатыми «энибадихоумами». Кто в этом проклятом доме может быть?..

      Эхо прокатилось по залу и смолкло. Олег вдруг подумал, что его даже и не удивляет ничто. Появилось чувство собственной отстранённости, как будто сработал некий защитный механизм, сделав мозги слегка пришибленными, туповатыми, что ли. Объективная реальность треснула как жопа, это было очевидно и уже вроде как дошло до сознания.

      – Мудаки все! – прокричал Олег. – Пидарасы! – громко, во весь голос, а потом вслушивался в эхо, а затем – в тишину. Нет, всё-таки жесточайшее нервное напряжение никак не отпускало, несмотря на внутреннее отупение, или лучше сказать – онемение.

      По обе стороны зала смутно виднелись двери, ведущие в неведомые коридоры, возможно служебные, но Олег уже наверняка, со всей чёткостью понимал, что и там никого нет. Впереди тоже двери – такие же большие и остеклённые, как и за спиной, через которые он вошёл. Это, надо думать, центральный вход на вокзал. Туда Олег и пошёл, продолжая дорогой вслушиваться в тишину и всматриваться в обстановку. Вдоль левой стены расположились окошки – видимо, кассы и всякое такое, а по правую руку различались пара будочек – какие-нибудь ларьки или что там, а также, аккурат между будок, большое табло с расписанием маршрутов – обыкновенное, не электронное, даже без этих механически перещёлкивающихся букв, а просто напечатанные надписи под стеклом, которые в сумраке невозможно было разобрать. Да и не надо. Сейчас это не было столь важным. Мимоходом подмечая окружение, Олег в крайней спешке перемещался по залу, стараясь не сорваться на бег, потому что вот это и казалось ему сейчас важным – не побежать. Он подумал: я закричал, а крик хер там вырвал меня из кошмара, как раньше. Как вырваться из того, что наяву?

      Потолок в центральной части поддерживали две колонны – такие же, как и снаружи у выхода на платформу,