Моя тропа. Дмитрий Житенёв

греть пальцы о кружку с горячим чаем, пахнущим дымом костра, и ждать, ждать с замиранием сердца того знакомого, но каждый раз нового посвиста утиных крыльев и позыва крякового селезня, твоей будущей добычи? Может, незабываемое ощущение твой причастности к круговороту природы или возможность проверить себя на прочность в лесу, на болоте или, вот как мы, на весенней реке, несущей лёд? Эти вопросы можно только задавать. Ответа на них нет. Есть, правда, один-единственный ответ – это ОХОТА, но понятен он только охотникам…

      Вдруг позади себя, в ельнике, я услышал, как там, скрытый темнотой и расстоянием, будто шёл какой-то зверь. Останавливался, прислушивался и снова шёл. Шорк-шорк-шорк по промороженным сугробам. И – тишина. «Вот тебе раз! – подумал я. – Медведь-то уже вылез из берлоги. Может, это он и есть!» Я вглядывался в черноту ельника, но ничего и никого не видел, а шорканье продолжалось. Там явно кто-то ходил. И вдруг на поляну выпрыгнул заяц. Такой маленький, а столько шума наделал!

      Заяц – он почти уже перелинял, только белые штаны светились в полумраке – посидел, осматриваясь, на одном месте, потом медленно, вскидывая задком, направился в мою сторону, к остожью, около которого я стоял. Видимо, он уже не первый раз сюда выходил, потому что ковылял совершенно безбоязненно и ни разу не остановился, чтобы оглянуться по сторонам. Я не шевелился.

      Вот он уже почти около моих ног – метра два до него, не больше! Сидит, не обращая на меня никакого внимания, словно я колодина какая, и жуёт травинки, выбирая их из клочков сена. Тут из-под ёлок раздался мощный юрин храп. Заяц сразу вскинулся, привстал на задних лапах и, прижав передние к животу, стал смотреть в ту сторону, откуда доносился храп. Что-то новенькое! Уши зайца шевелились. Тут я не выдержал и засмеялся – уж больно смешной он был в своём непонимании. Заяц пóрскнул к лесу, зигзагами пронёсся по поляне и исчез в ельнике. Шорк-шорк – и тишина. Но на этом не закончилось – на Унье, ниже по течению зажвакал кряковой селезень.

      Я кинулся к нашим ёлкам, где всё ещё спал Юра.

      – Юра! ─ растолкал я его. – Селезень! Давай Малгосю!

      Сон у Юры как смахнуло. Какой охотник будет спать, когда селезень рядом подаёт голос.

      Быстренько мы достали утку из корзины, привязали к ногавке шнурок с колышком. Схватили ружья, зарядили и подались к остожью. Решили сделать так. Сажаем утку, привязанную к колышку, поближе к обрыву. Когда она станет кричать, манить селезня, он обязательно полетит к ней и напорется на кого-нибудь из нас. Стрелять влёт можно было – уже совсем посветлело. Так и сделали. Посадили утку метрах в трёх от обрыва, а сами отошли подальше и стали ждать.

      Пока мы возились, селезень замолчал. Утка тоже голоса не подавала, осваиваясь в новой обстановке. Так вот, на сухом, её пока ещё не высаживали. В это время в ельнике опять зашоркал заяц, выскочил оттуда и заторопился в нашу сторону. Через несколько секунд он шебуршал сеном на остожье