А потом пошел снег… (сборник). Анатолий Малкин

для компании.

      Настоящее имя его произвело фурор, и быстро была утверждена секретная тройка из гоношистого усатого Марченко Владимира, сумрачного, но очень надежного Миллера Карла, ну и, естественно, Конева Энгельса. Иосиф, конечно, тоже нашелся, но поскольку он был Каценельсоном, то все решили, что Сталин-еврей – это уж слишком, тем более что его уже прозвали Кальсона за то, что на ночь, какая бы жаркая она ни выпадала, Йосик всегда надевал синие трикотажные кальсоны, будучи уверенным, что только этот способ поможет ему не простудить свое мужское достояние – а этого добра ему привалило так богато, что в бане рядом с ним становилось страшно.

      Руководящая тройка выдвинула несколько понятных и приятных отдыхающим массам лозунгов: «Взять от отдыха все», «Пляж, танцплощадка и базар – спальне номер пять», «Лучшие девушки с нами», «Всегда будь, и все будет» и действовала, конечно, тайно, потому как кругом отдыхали сплошь комсомольцы и члены партии, а также представители нерушимого блока беспартийных, и шутить рядом с ними над символами власти следовало осторожно, чтобы не вышибли с отдыха с неоднозначными последствиями для карьеры и дальнейшей жизни.

      Были отправлены люди, чтобы исследовать турбазу вдоль и поперек, и после докладов стало понятно, что место, где им предстояло провести две недели своей молодой жизни, совсем не сказка. Высокий бетонный забор с пробитыми в нем поколениями отдыхавших дырами для удобства ночной жизни окружал унылую территорию, расчерченную асфальтовыми дорожками, по бокам которых стояли одноэтажные строения с удобствами во дворе, больше смахивающие на казармы или бараки. Впрочем, тогда им для того, чтобы почувствовать себя вполне счастливыми, нужны были не all exclusive пяти звездочек турецкого розлива, а строго запрещенные ночные заплывы по темному морю, посеребренному ярким светом луны, который скользил по их обнаженным телам голубым свечением, или песни у костров, тоже запрещенные в погранзоне, но по советскому пофигизму, а иногда за бутылку с закуской погранцы на это закрывали глаза, или утренние встречи с дельфинами, которые устраивали свои танцы, проплывая мимо стоящих в воде по горлышко так близко, что можно было касаться их мокрой сафьяновой кожи. Ну и конечно, ежевечерние танцы в окружении гипсовых фигур девушки с веслом, пограничника с собакой и Павлика Морозова с биноклем на груди и рукой, поднятой в пионерском салюте.

      Танцы на площадке около монументального клуба с непременными пузатыми колоннами и портиком в советском псевдоклассическом стиле на самом деле были ритуалом, были началом бессонной свободной жизни. Танцевали под гнусавую радиолу, переполненную звуками песен советской эстрады с пластинок Апрелевского завода, но танцевали под небом, усыпанном звездами, под кипарисами, пахнувшими терпким южным смоляным запахом, под звон цикад, талантливо аранжировавших музыкальную ерунду. Танцевали,