Повесть о железном человеке. Илья Юрьевич Казаков

Это какой-то свой особый и захватывающий мир. Он другой, и даёт тебе такие эмоции, которые в мирной жизни получить сложно.

      Близость смерти заставляет ярче ощущать жизнь. Сильнее любишь и скучаешь по семье, сильнее радуешься новому дню, проще относишься к материальным благам и вещам. А смерть тут близко. И пусть до линии фронта несколько десятков километров, но старуха бродит рядом: она в минах на полях, она в багажниках проезжающих машин, она в шуршании листвы в лесу. Осознавая это, становишься внимательнее и собраннее.

      Замечаешь то, чего раньше не видел. Слух становится гораздо тоньше. Оказывается, не так уж тут и тихо. Постоянно слышны раскаты артиллерии, выходы и прилёты, начинаешь отличать звук АК от ПК, АГС от РПГ.

      Новости о прилётах в соседних городах бодрят лучше, чем ристретто. Понимаешь, что в любой момент может и на нашей улице настать праздник, и заиграет музыка, которую мы уже не услышим. Понимаешь, что личные вещи не имеют того значения, которое ты им раньше придавал, и если нужно будет оперативно передислоцироваться в любую из сторон, то возьмёшь с собой только самое необходимое. Происходит очищение. Словно с луковицы снимают шелуху: слой за слоем, пока она не станет девственно-чистой.

      Первое моё дежурство. Ночь. В смене три человека: самый опытный и матёрый и два молодых. За старшего у нас «Малыш». Позывной он свой получил от боевых товарищей, когда элегантно залезал в водительский люк БТРа. Мужчина лет сорока пяти, необъятных размеров, но с чистым, добрым сердцем и железными принципами. Располагает к себе с первых минут общения. Ко мне он особенно сильно проникся, узнав, что я из Алушты родом, как и он. Сразу стало гораздо больше тем для общения, начали находить общих знакомых. Вообще, это неописуемо-приятное чувство: встретить земляка далеко от дома!

      Второй – совсем молоденький парнишка, после срочной службы подписавший контракт. Тем не менее уже успел повидать войну*, был в гуще событий и, вероятно, поэтому много молчит. Я встречал таких ребят позже. Молчат они не просто так. Боль, обида, злость в их сердце от потерь боевых товарищей, которые там становятся настоящими братьями.

      На дворе декабрь. Декабрь совсем не крымский. Холодно. Смена три часа. Ночью движения практически нет – комендантский час. Только изредка проезжают военные автомобили. Поэтому можно сидеть на лавочке. Минут сорок и начинаешь дико замерзать. Встаёшь. Переваливаешься с ноги на ногу, чтобы стало теплее. На некоторое время помогает, но холод уже пробрался до костей сквозь все слои одежды, поэтому дело худо. Начинаешь ходить по дороге в надежде согреться.

      Наш блокпост устроен так же, как и остальные пункты пропуска и досмотра: два препятствия из бетонных блоков и между ними зигзагообразный проезд для одного автомобиля. Бетонные блоки расположены на расстоянии метров пятидесяти друг от друга – это и есть наша зона ответственности. Ходишь между ними, как собачка в вольере, и смотришь в темноту, вслушиваешься в звенящую тишину.

      Замёрз неимоверно. Смотришь