Холодные близнецы. С. К. Тремейн

Ой, извини, я тебя заболтала. Я с этими вещами возилась…

      Энгус готов был поспорить, что Сара явно чем-то встревожена. И значит, он должен задать ей самый жуткий вопрос, на который он не хотел знать ответа. Но в итоге он был вынужден спросить:

      – А как Кирсти?

      – Кирсти хорошо, она…

      – Она что?

      – Да так… ничего.

      – Чего?

      – Ничего.

      – Нет, Сара, я чую, ты что-то скрываешь! Что у вас стряслось? – он подавил ярость.

      Его тихоня-жена любила в разговоре подбросить какую-нибудь животрепещущую тему, а потом сказать «ничего», и ему каждый раз приходилось вытягивать из нее информацию, чувствуя себя еще и виноватым.

      Каждый раз, даже если он и не нуждался в этой информации. Вот как сейчас.

      В последние дни ее тактика сводила его с ума, заставляла злиться и нервничать.

      – Сара, что у вас случилось? Сара!

      – Ну… она… – и опять дико раздражающее молчание.

      Энгусу очень хотелось заорать «Да что за херня у вас творится?», но он стиснул зубы.

      Наконец Сара выдала:

      – Она прошлой ночью опять видела кошмар.

      Как бы то ни было, но Энгус успокоился. Всего лишь дурной сон? И стоило огород городить?

      – Кошмар?

      – Да.

      – Тот же самый?

      – Да, – произнесла Сара, и на том конце линии снова повисла продолжительная пауза из тех, которые столь свойственны его жене. – Про комнату, когда она в белой комнате и не может пошевелиться, а на нее сверху смотрят какие-то лица. Она слишком часто видит кошмары, причем одинаковые. Почему, Энгус?

      – Сара, я не знаю, но уверен, что это скоро пройдет. Помнишь, что нам сказали в центре Анны Фрейд? Потому мы и решили переехать: новая жизнь, новое место и новые сны. Никаких старых воспоминаний.

      – Да, конечно. До завтра?

      – До завтра. Люблю тебя.

      – Люблю тебя.

      Услышав, как она повторила его слова, Энгус нахмурился и нажал «Отбой». Он сунул телефон в карман и поднял тяжелый рюкзак, чувствуя себя альпинистом перед восхождением. Тяжелая бутылка с вином в рюкзаке звякнула обо что-то твердое, похоже, что об его швейцарский армейский ножик.

      Он старался держаться камней и песка – так безопаснее. Повсюду витал резкий запах гниющих водорослей, над головой орали и мяукали чайки, будто горячо обвиняли его в том, чего он не делал.

      Вода ушла, оставив лежать в грязи посеревшие металлические цепи, к которым крепились пластиковые буйки. Справа на Энгуса безразлично глазели белые дома, раскинувшиеся на поросшем лесом извилистом берегу огромного острова Скай, а слева скалистым куполом возвышался Салмадейр, покрытый высокой травой и истыканный ельником. За елками Энгус разглядел крышу особняка, принадлежащего шведскому миллиардеру.

      Джош рассказывал Энгусу о Карлссене: тот приезжал сюда на месяц – порыбачить, поохотиться, полюбоваться видами заливов Лох-Хурн и Лох-Невис, омывающими полуостров Нойдарт с его заснеженными горами.

      Согнувшись под тяжестью рюкзака, Энгус устало брел дальше. Вдруг он