Москва слезам не верит. Валентин Константинович Черных

жизнь – лотерея! Пока могу, я в нее буду играть! Может, повезет…

      – А если не повезет? – спросила Катерина.

      – У меня есть еще запас времени. Лет до тридцати поиграю в эту лотерею, а не получится – такие электрики Николаи или сантехники Пети никуда от меня не денутся!

      – Но им тоже будет под тридцать, – возразила Катерина. – У них уже по двое детей будет к этому времени. Так ты семью, что ли, разбивать будешь?

      – Если будет разбиваться, почему бы не разбить? А ты так далеко не загадывай. Ты что, как партия и правительство хочешь жить? Все заранее расставить по пятилеткам? В жизни ведь так не бывает. У меня один знакомый физик был. Он говорил, что жизнь состоит из атомов. Они бегут – вверх, вниз, в разные стороны. И соединяются абсолютно случайно. Именно случайность порождает порядок. Как он говорил, это краеугольный камень современной физики.

      – Значит, от нас ничего не зависит? – Катерина перевернулась на спину и зажмурилась от солнца.

      – Поэтому, я тебе уже говорила, надо, как щука, плавать всегда с раскрытой пастью, чтобы своего не пропустить.

      – И ты уверена, что не пропустишь?

      – Абсолютно, – подтвердила Людмила.

      – Что-то у тебя пока не очень получается, – усомнилась Катерина.

      – Пока варианты не сходятся. Вот вчера я познакомилась с одним хоккеистом, восходящей, так сказать, звездой. И я чувствую: у меня с ним получится. Я даже вижу, как мы с ним въезжаем в однокомнатную квартиру.

      – Лучше в двухкомнатную!

      – Нет. Я вижу пока однокомнатную. Я вижу, как встречаю его в международном аэропорту. Они прилетают из Праги.

      – Лучше из Парижа.

      – В Париже чемпионатов по хоккею не бывает.

      – А ты видишь, как вы уже стали стариками и у вас внуки?

      – Этого не вижу и видеть не хочу. Я всегда буду молодой.

      Подвыпивший отец Николая водил Антонину по участку и показывал яблони, маленькие, в рост девушки.

      – Это «антоновка», это «белый налив», это «золотой ранет».

      – Здесь можно картошку посадить, – предложила Антонина.

      – Обязательно посадим. – Отца Николая шатнуло, и Антонина, подхватив его, повела к дому.

      – Все. Скоро Тонька станет нормальной московской жлобихой. Каждую субботу и воскресенье – на участок, на свои огороды. Ненавижу! Я и дома огород ненавидела. Весну, лето, осень вкалываешь за пять мешков картошки да десяток банок огурцов. Все это можно купить. За гроши. И не надо горбатиться.

      – Значит, у тебя дачи не будет? – спросила Катерина.

      – Будет. Двухэтажная, восемь комнат, с сауной. Ты была когда-нибудь в сауне?

      – Не была.

      – Свожу, – пообещала Людмила.

      Им предлагали остаться ночевать, но Людмила не согласилась: всем пришлось бы спать на полу – в домике стоял только один топчан, вернее, противоснеговой щит из досок, накрытый старым матрацем.

      – Я привыкла спать только в своей кровати, – заявила Людмила.

      – Всегда? –