Волки и боги. Марина Тена Тена

брал Сьерру за запястья и продолжал держать до тех пор, пока та не переставала трястись от гнева.

      «Держи себя в руках, зверь», – говорил ей отец. Он учил ее многим вещам. Объяснял, как правильно дышать, как растопыривать пальцы, следя за ногтями, чтобы они не вытягивались и не загибались, превращаясь в когти. Учил сдерживать ярость и рассказывал, как оставаться человеком, даже если это причиняет боль. Обычно после таких уроков он смеялся. Смеялся и обнимал ее грубо и горячо, от души.

      Сьерра поджала губы и простояла так несколько секунд. Мысль о том, что отца больше нет рядом, вызывала острую боль. Открытая рана на сердце еще не зажила.

      Сьерре всегда было трудно держать свой гнев под контролем. У большинства ликантропов были человеческие предки, у некоторых даже родители были людьми. Смешения кровей и культур привело к тому, что племя оборотней все активнее использовало человеческий язык и перенимало многие людские обычаи и привычки. Сьерра отличалась от своих собратьев тем, что не носила в себе человеческой крови. Она произошла от оборотней и волков: это делало ее более выносливой, но и более дикой. Иногда у нее возникало ощущение, что ее чувства слишком сильны и слишком быстро сменяют друг друга, чтобы она могла понять их, а уж тем более контролировать.

      Ярость была самым надежным из всех. Она помогла ей стать более жесткой и одновременно закрыла ее от всего, что заставляло ощущать себя уязвимо или некомфортно. Ярость помогала Сьерре жить. Но даже с ее помощью она не могла заставить себя уйти от сестры.

      Ветерок зависела от нее. От этой мысли в желудке Сьерры заполыхало – гнев всегда давал о себе знать именно так. Она фыркнула и решительно встала на ноги, намереваясь распрощаться с грустными мыслями. Если бы от печали можно было избавиться, как от дорожной пыли, которая забивается в кожу, она взяла бы тряпку и терла бы себя до тех пор, пока ее собственный запах бы не улетучился. После этого она бы подожгла бы эту тряпку со всей грустью, которая в нее впиталась, а пепел сбросила бы в самый глубокий колодец на свете.

      Но Сьерра не могла так сделать, поэтому лучшим способом справиться с печалью было просто перестать обращать на нее внимание. А для этого нужно было, во-первых, выйти из хижины. Сьерра решительно встала и вышла на улицу. Она осмотрела деревню. От закатного света тени от деревьев стали длинными, а сами они зазолотились так ярко, будто кто-то поджег их кроны. В стае уже готовились к ужину. Одни разжигали костер, другие приводили в порядок шкуры. Кто-то занимался повреждениями, нанесенными последней бурей.

      В деревне царила тяжелая атмосфера. Воздух сгустился. Люди, которых она привыкла видеть энергичными и уверенными, были не похожи сами на себя. Они согнули спины и ссутулили плечи. Глаза! Сьерра заметила, что все вокруг ходили с опущенными глазами и не решались смотреть на небо. Не удивительно: ведь теперь на нем не было луны. Сьерра не знала точно, страх ли руководил ее собратьями или стыд. Вероятно, они сделали что-то ужасное,