Синяя ворона Лейнсборо. Значит, напарники. Ольга Истомина

следовала своему долгу. И ни к чему хорошему это ее не привело. Тогда я… я ничего не смог для нее сделать…».

      Вот когда я в полной мере осознала, о ком говорил Кэссиэн в пещере. А ведь когда это все случилось, ему было около двенадцати – тринадцати лет. Совсем ребенок…

      На мгновение грудь сдавило железным обручем. Показалось, будто это я сама барахтаюсь в ледяной воде, чувствуя, как по капле из меня вытекает жизнь.

      «Это несправедливо! Так не должно было случиться!».

      – Я не смог простить отца, хотя ему и не нужно мое прощение. А вот наследники – очень нужны. Так даже слишком быстро в семье появилась новая леди Норфолк. Первое время я переживал за нее, боялся, как бы отец с ней не сделал того же, что сотворил с мамой… Но ей не была нужна моя тревога, ведь, представляешь, он полюбил ее! Не веришь? Я бы тоже не поверил. Но знаешь, все дела возвращаются к нам, и отец никогда не получит взаимного чувство, как не получала его мама. Генерис прекрасно справляется с ролью идеальной леди, настолько, что порой умудряется даже влиять на ход суда, хотя отец уверен, что все решения принимает самостоятельно. Глупец!.. Так я и стал немым и никому не нужным свидетелем семейного фарса, наблюдающий за всем с галерки, имя которой Лейнсборо.

      Хуже всего оказалось чувствовать свою полную беспомощность. Я хотела помочь Кэсу, больше всего на свете желала облегчить его боль, но не знала, как это сделать.

      Увы, ни одни слова не вернут ему мать. Да и как заставить его смириться, как помочь отпустить ситуацию?

      Сейчас, когда Кэссиэн отбросил маску, лицо у него стало совершенно неживое. Он как будто сам умер вместе с матерью. Тело достали из воды, а вот сердце остановилось. И теперь с помощью бесконечных гулянок парень пытался заполнить пустоту в груди.

      «Только вот это не поможет!».

      – Конец… – глухо закончил Кэс.

      А я… Я потянулась вперед и решительно обняла его. Как тогда, в пещере, щедро делясь своим теплом и разгоняя его темноту. Пытаясь отогреть за долгие годы одиночества, хоть немного затянуть рану в груди.

      «Ты больше не будешь один. Обещаю!».

      ***

      Самые страшные кошмары – это те, которые выбираются из снов в реальность.

      Кэссиэн очнулся со слезами на глазах и застрявшим в горле криком. Смутные картины перекрывали реальность, и вместо своей темной комнаты он видел иное: тонущую маму, воющих псов, крики отца, рыдания матери, рыдания Санви, похороны, смерть, истошный крик. Его собственный крик.

      Кошмары были его нормой. Трудно видеть хорошие сны, когда носишь в груди столько тьмы. Обычно он заливал их вином, прячась в комнате мамы от целого мира. Только это уже не помогало, и очень давно.

      Санви должно было смести его гневом, унести прочь из особняка, расщепить, обратить в пыль… Но она прижималась к нему и обнимала крепко-крепко.

      От нее приятно пахло шиповником и лесом. И она была очень теплой. Не обжигающе-горячей, а уютно, как-то по-домашнему что ли. Как мама… Наверное. Или нет. Кэссиэн