Дон Хуан. Гонсало Торренте Бальестер

потерял голову.

      А она ждала ответа, широко открыв глаза, протянув ко мне руки. И так как я медлил, переспросила:

      – Вам нечего сказать мне?

      – Сейчас нет. Но я хотел бы задать вам несколько вопросов.

      Это была уловка. На самом деле в голове у меня было пусто, ни одной мысли, и нужные слова не спешили являться на мой тоскливый зов.

      – Я рассказала все, – промолвила она.

      – Думаю, не совсем все. Помните, вы сразу же сообщили мне, что вплотную соприкоснулись с чем-то тайным, но потом лишь вскользь упомянули об этом и никак не объяснили, что же вы тогда почувствовали, если только не называете таинством то, что является всего лишь вашим первым любовным опытом. Не спорю, он не совсем обычен, и прежде всего необычен путь, которым вас к нему подвели, – но он не более чем необычен. Я отлично понимаю, почему вы выстрелили, но для меня осталось загадкой, почему вы почувствовали себя виноватой и даже подумали о самоубийстве. И наконец: что вы имели в виду, подчеркивая, что он не смотрел на вас, не собирался насмехаться над вами и использовал всего лишь как инструмент.

      – Я совсем запуталась, – ответила она с очаровательно-виноватой улыбкой.

      – Я мог бы помочь вам разобраться в себе.

      – Прекрасно.

      Она стала другой. Во время последней части своего рассказа, несмотря на дьявольски интеллектуальные обороты речи, несмотря на четкость и внятность выражения мыслей, Соня сильно волновалась, голос ее дрожал. И мне казалось, что мы стали ближе друг другу, что я могу помочь ей, хотя совершенно не представлял, о какой помощи тут может идти речь.

      – Начнем с моего последнего вопроса. Итак, вы увидели его без темных очков и именно тогда обнаружили, что не были предметом его любви?

      – Кажется, так.

      – А тайна? Когда и как вы почувствовали, что здесь есть тайна?

      – Как только он начал играть. Меня словно что-то заставляло шагнуть на дорогу, манившую именно своей темнотой.

      – Что-то?

      – Что-то! И все. – Вдруг она слегка вскрикнула. – Теперь я знаю! Меня словно бы подталкивали к смерти. Любовная разрядка заставила меня возжелать смерти как высшего счастья, я захотела соединиться с ним, чтобы умереть в его объятиях.

      – Умереть? Но почему?

      – Не знаю. Я вдруг поняла, что счастье в самоуничтожении. Я вам об этом уже говорила. Стать ничем – вот блаженство, о котором я мечтала, пока тело содрогалось.

      – А что вы думаете обо всем этом теперь?

      – Я еще не могу думать.

      – Итак, ваша жизнь обогатилась неким мистическим опытом… ни о чем подобном вы раньше не подозревали, ничего подобного не желали; а также – сексуальным опытом, хотя и весьма запоздалым, потому что вы сами затягивали ход событий… И теперь этого не перечеркнуть. Мало того, вы уже не сможете жить, как жили раньше, даже если очень захотите, даже если попытаетесь. Это новый для вас этап. Вам его не забыть, а возможно, вы только о нем и