Остров безумия. Борис Айроевич Саркисов

полночи, Илона погасила свечу и, прихватив с собой спички и пару огарков, выбралась из дому и шагнула в островную темноту.

      На ней был зеленый плащ.

      Небо очистилось после обильного, но кратковременного дождя, из-за клочьев облаков вынырнула луна. Воздух был обольстительно прохладен, свеж, напоен ароматом лаванды. В мутном свете поблескивали стволы деревьев. Листья, сверкая серебром, тихо шелестели, бросая пригоршни капель на мягкую, влажную землю.

      Ориентируясь на острове, ставшем ее обителью, Илона свернула на тропу, огибающую скалистый берег. Здесь она остановилась, запахнула на себе, словно халатик, зеленый плащ, посмотрела с обрыва на искристое море, потом перевела взор на песчаную материковую косу – туда, куда призывно манило сердце. Из глубины памяти отчетливо поднялась волна воспоминания последнего разговора с Эриком. Нет, она не позволит какому-то оболтусу досаждать Маклубу! В ее силах расставить все по своим местам! Она готова бросить дерзкий вызов любому, чтобы только сыну жилось вольготно и комфортно!

      Поляну, залитую лунным светом, окружала ветвистая рать, бросая на землю ясные, почти скульптурные тени. В центре белели три круга, обозначенные плотно подогнанными друг к другу морскими гальками.

      Здесь Илона сняла с себя плащ, швырнула его на землю и медленно, словно боясь наткнуться на невидимые преграды, мелкими шажками стала переступать линии. В малой окружности остановилась. Чиркнула спичка и зажглась свеча. Держа ее перед лицом, принялась приводить тело в движение. Свеча мягкими, колеблющимися тоненькими спиралями заплясала в ночи. Было что-то неестественное, таинственное в бесшумном танце.

      Наконец замерла, обратив взор к звездам.

      – Вернись, память, взмолилась она, – где бы ты не скрывалась: здесь, на острове, в море или в поднебесье. Скажите, звезды, кто я? Скажите, звезды, откуда я такая взялась?..

      Медленно, как бы нехотя, всплывали в сознании смутные фрагменты далекого прошлого, но они так и оставались разрозненными, упрямо не желая складываться в нечто целое… Дворец с серыми башнями на берегу… Озеро… Лодка… В памяти замаячил крошечный старичок с бородкой – одноухий, тощий. Видения обрывались, исчезали, словно кто-то стирал их, и снова возникали.

      Ритуал длился долго, пока лунный диск скатывался по небосклону вниз, к морю. Но звездное небо, будто немая и глухая старая карга, отвечало безмолвием. Илона была в том измученном состоянии, что хотелось плакать от бессилия что-либо прояснить в своей горемычной, покрытой мраком судьбе. И все-таки она не теряла надежды, что именно таким образом восстановит в памяти свою доостровную жизнь, и это ничего, что пока – только разрозненные видения.

      Рой вопросов продолжал кружиться в ее голове. Почему так выпукло отпечатался в памяти образ ветхого старца – с козлиной бо-

      редкой, с сетью морщин на продолговатой голове, посаженной прямо на худые плечи? Что общего может быть у нее с ним? Почему даже при титаническом напряжении воображения не поддаются