Жилец. Владимир Михайлович Скрипник

впервые. Успокоившись, закончил свою пламенную речь он словами:

      – В следующий раз я тебя сам прибью, хуй мамин!

      Смеялись все, кто слышал, кроме меня, конечно, но абсолютно бессмысленное словосочетание «хуй мамин» обрело смысл – оно стало моей кличкой и уже через несколько дней даже те, кто знал забыли, что меня зовут Саша, только Хуй Мамин, или Мамин Хуй, что для меня не имело разницы.

      Домой мы в тот вечер шли с Левой вдвоем.

      – Ну как первый рабочий? – спросил он.

      – Еще не понял, все мышцы гудят. Хочется быстрее добраться домой и залечь беспробудным часов на двенадцать сном.

      – А как же уроки? Завтра контрольная по математике, нужно подготовиться.

      – Да какие там уроки, только спать! Нет, еще поесть! Иду и думаю, с чего начать.

      – Ладно, дело твое. Ну че там на терриконе? Завтра пойдешь, или перерыв?

      – Если смогу ходить, приду. На терриконе все нормально, но тяжело и, как оказалось, опасно.

      Я в нескольких словах описал, как Валек меня спас и наградил странной кличкой. Лева рассмеялся.

      – Ты, главное, не обижайся, я по себе знаю, кличка – это надолго, бывает даже на всю жизнь, поэтому хочешь или нет, но с ней надо ужиться, вот, например, меня зову Жиденок, мой папа русский, значит, по документам и я русский, но это с одной стороны, с другой стороны, мама моя по национальности еврейка и по еврейской традиции национальность ребенка определяется национальностью матери, значит получается я еврей. И вот вопрос, кто же я по национальности? Думаю, я русский еврей или еврейский русский.

      Мы оба рассмеялись.

      – Вот у нас в классе кого только нет, и русские, и украинцы, и татары, и греки, и наверняка я не всех перечислил, потому что не знаю, для меня национальность не имеет никакого значения, главное – какой человек, а не национальность…

      Я махнул рукой.

      – Не скажи! – после небольшой паузы заметил Лева и надолго замолчал.

      * * *

      – Галя! Та ты шо, оглохла? Я кричу во все горло, а она не слышит, идет себе, как шла, еле догнала.

      Галя повернулась на голос, это была соседка тетя Лена.

      – А твой новый хахаль у нас.

      – Где у нас? – растерянно спросила Галя.

      – Где-где, у нас в больнице. Вчера вечером без сознания окровавленного привезла скорая. Думали с проломленной головой, но потом выяснили, что просто сотрясение. Та шо ты так побледнела? Та с ним все в порядке, Анатолий Моисеевич сказал, что через пару дней его выпишет.

      Галя резко повернулась, молча прошла мимо тети Лены и быстрым шагом направилась в сторону больницы.

      Степан лежал на кровати с перевязанной головой и с закрытыми глазами, кажется, спал. Галя тихо подошла к нему, села на стоявший рядом с кроватью стул. Степан ровно дышал. Нежность и жалость охватили Галю, и она легонько прикоснулась к Степиной руке. Неожиданно Степан открыл глаза. Галя попыталась убрать руку, но не тут-то было он быстро накрыл ее другой рукой.

      – Вот я тебя и поймал, теперь не отпущу никогда.

      – Пусти, дурак, я думала он умирает, а он придумал женихаться. Пусти,