Карманный аквариум. Марго Штефман

все вокруг уже сгорели под палящими из нас искрами? – тихо произносит он.

      Вся неловкость ситуации куда-то испарилась. Как хорошо рядом с ним. Разве так бывает? Ни с кем в мире не было так хорошо.

      И вот мы уже по лестнице поднимаемся.

      В снятую им квартиру.

      Красивая железная дверь.

      Громкие замки.

      Открывает. Запах белых цветов. И чистоты.

      Светло очень. Потолки огромные. Вид на Большую Садовую.

      Сколько же стоит здесь жить?

      Заходим. Я кеды аккуратно ставлю в прихожей. Пятка к пятке. Носок к носку. Он тоже свои снимает. Дорогие какие-то. Достает из рюкзака бутылку вина. Заходим в комнату. Огромная кровать. Кресло с высокой спинкой. Ковер с мягким ворсом. Открывает окно – тут же врывается шум Москвы и тёплый июньский ветер.

      Никогда не оставалась так быстро с мужчиной за закрытой дверью.

      Хлопок бутылки.

      Откуда-то удачно бокалы появились.

      Наливает.

      Садится в кресло.

      Я – на подоконник.

      Хочется, чтобы он был рядом. От мягкости, теплоты и вина начинаю разбухать в теле этой противной чужеродной девчонки, сочиться через рёбра наружу, обволакивать, наступать на дыхание, а потом вновь отпускать, щекотать корни волос, трепетать до кончиков, вздрагивать и опускать потом плечи, сутулиться, чувствовать тяжесть выше бровей и как холодеют пальцы рук, потом ног, потому что кровь сейчас где-то не в тебе…

      Осмелела немного. Спрашиваю:

      – Сколько у тебя детей?

      – Пятеро.

      – А зачем столько?

      Он рассмеялся.

      – Что? – надулась я, решив, что он посчитал мой вопрос глупым.

      – Меня ни разу никто об этом не спрашивал. Ты первая.

      – Ну и? Ответишь?

      – Для счастья.

      – Но получается, что счастья-то нет.

      – С чего ты так решила?

      – Ты сам говорил, что у тебя нет духовных наследников.

      – Это не значит, что я не люблю своих детей и не счастлив от того, что они у меня есть.

      – А что это значит?

      – Наследовать должен тот, кто к жизни сможет приложить наследство. Откуда строчки? Знаешь? – спрашивает он и делает глоток.

      – Ты только что придумал?

      – Нет. Гёте придумал. Двести лет назад.

      – Ты любишь Гёте?

      – Нет, просто с тех пор ничего не изменилось. Те же истины. Мои дети из другого теста. Они росли в других условиях. Вот как росла ты?

      – Сама по себе. – пожала плечами я.

      – Как это?

      – Меня воспитывал дед.

      – А где были твои родители?

      – На работе. У них в приоритете было обогреть, одеть, накормить. Но не поговорить. Я ни разу не разговаривала ни с одним из них по душам…Ни разу…Я даже не понимаю, как это…говорить с родителями.

      – Почему?

      – Не было принято. Мой отец ни разу не обнял меня. Я даже не помню, целовала ли меня мама хоть раз…Хотя было! Точно было! Мне исполнилось семь. Родители подарили золотые серёжки и открытку. Помнишь, были такие…Музыкальные. Вот тогда она меня и поцеловала.

      Я тихо расплакалась. Просто растирала слёзы по лицу.

      – Ты