Краковский колдун. Раиса Стаценко

семья вылечила его, поставила на ноги за месяц, и он ушёл опять воевать. За что его можно арестовать? Вы что делаете? Вы чем тут занимаетесь? Я буду писать товарищу Коневу, надо будет самому Сталину напишу. Вы тогда и меня арестуйте, я ведь не буду сидеть.

      Что ещё кричала Валентина в этом большом просторном кабинете, она и вспомнить не могла и вдруг просто поняла, что потеряла голос. Молча хватала воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Слёзы катились по её лицу, она их не замечала.

      – Всё, всё, успокойтесь, вот попейте воды, – подполковник налил ей воды из графина, вышел из-за стола и подошёл к ней.

      – Попейте, успокойтесь. Поймите, пришёл сигнал, мы должны разобраться.

      Валентина выпила воды:

      – Я знаю, как Вы разберётесь. Суд тройки – и приговор приведён в исполнение. Его уже может и в живых нет. Я сама два года была в трудармии. Насмотрелась. Знаю, чем доносы кончаются. Что, тридцать седьмой год продолжается?

      – Ну что Вы такое говорите. Идите к ребёнку, придёте через три-четыре дня, может что-то будет ясно. Сейчас идёт расследование. Пока нет никаких данных.

      – А мне дадут свидание?

      – Нет, никакого свидания до окончания дела, – холодно заявил подполковник.

      – Скажите, а передачу можно передать? Я ему поесть принесу, смену белья и папирос, можно?

      – Да, можно. Давайте завтра приходите к десяти ноль-ноль. Зайдёте ко мне, я дам распоряжение. До свидания, много дел.

      Валентина встала, ноги её не слушались. Сказалось волнение от услышанного.

      Глава 4

      Контузия

      Господи, за что? Её Яша с первого дня на войне, ранение осколочное, даже не могли всё вытащить, так и ходит с фашистским железом внутри, контузия такая тяжёлая. Врачи ничего не смогли сделать. Лучше бы дома оставался, так нет же. Сельский доктор Иван Трофимович вылечил, можно сказать, шарлатанским методом. Валя всё помнит в мельчайших подробностях. Якова после тяжёлого ранения и контузии отправили домой. Через два месяца надо было пройти перекомиссию – и всё, он бы остался дома. Яша ничего не слышал, ни на что не реагировал. Он сидел в кресле-каталке и смотрел прямо перед собой в одну точку. Внятно говорить тоже не мог. Мычал что-то нечленораздельное. Спал часто с открытыми глазами. Зрачки были пустые, в них не было жизни.

      И Валя по совету родителей пригласила хорошо знакомого, всеми уважаемого в селе доктора Ивана Трофимовича. В первый осмотр доктор ничего не сказал. Затем стал приходить чаще и наблюдать за Яковом. Через неделю после этих наблюдений попросил внимательно его послушать. Все уселись за большим семейным столом.

      – Вот что я могу вам предложить. У Якова особых каких-то повреждений головного мозга нет. У него просто блок стоит на том, что он увидел и пережил. Это страх. Страх за товарищей, которые гибли у него на глазах. Это взрывы и кровь. Это страх, когда человек ничего не может сделать против той силы, того влияния и той безнадёжности. Ну куда было ему деваться от слепой бомбёжки? Всё вокруг горело, люди разрывались на куски, кровь текла рекой. Тут редкая