Лицо и тайна. Лицо и тайна. Экзотерические записки. Горазд Коциянчич

между чистым и нечистым. Онтологической границы, несвязанной с индивидуальным опытом (ведь я ее понял именно на основе встречи опытов), «трансцендентальной», имеющей значение для каждого.

      Поэтому, не имея никаких морализаторских претензий, встревоженно слежу за порнографизацией искусства, которую сегодня видим в разных сферах художественной деятельности. Французская писательница Анни Эрно (Annie Ernaux), при просмотре порнографического фильма узнала в его эффектах цель современной литературы: «Потребовалось, чтобы миновали века и сотни поколений сменили друг друга, и вот мы можем свободно наблюдать слияние женских и мужских гениталий, извержение спермы – и если раньше подобное зрелище повергало в обморок, то теперь оно столь же обыденно, как рукопожатие. И у меня мелькнула мысль, что литературе стоило бы осмыслить чувства, которые вызывают сцены полового акта: смятение, ужас и, наконец, – забвение всех моральных запретов». (Обыкновенная страсть, 1991). Именно этот принцип разрушения границы между двумя мирами становится универсальным девизом «искусства». В Словении эта тенденция очень выражена. Наверное мало кто осознает это существенно-эпохальное, а никак не просто моральное измерение этого процесса и перемены, которая совершается в топологии культуры. Порнографизация литературы, как мы это наблюдаем, когда перелистываем текущую словенскую продукцию (от совсем заурядной, до «верхов» словесности), опошливает слово, ведь она суживает горизонт, ослепляет глаз духа, чтобы не видеть realiora; и в других видах изобразительности, которые пользуются движением, образом или очертанием как средством выражения (театр, танец, живопись), крошечная сфера чувственного, которое в шоке таинственности может выявить символическое, все чаще довольствуется напоминанием о биологической мистике. Это действует. Оно действует. Но таким образом граница не стирается, а лишь закрывается вход в мир истинного искусства. А сколько при этом роковом событии несут ответственности «теоретики» искусства и «критики», которые с тупой псевдонаучной дистанции болтают об «эротическом», не осознавая онтологического «кризиса», который относится и к их существованию?

      Как бы то ни было, страх еще не является призывом к погрому. В мире терпимой «свободы», в единственном, в котором стоит жить, возможно, нет лекарства против порнографизации культуры. Этот трагический симптом наверно не имеет волюнтаристского разрешения. Конечно, плохо смотреть на сумерки мира с порнографизированным «искусством», сумерки мира без искусства; Запад, который больше не может увидеть заката солнца.

      Все-таки – и это мне в утешение – в противоположность тому миру, мир чистого искусства, истинной свободы просто есть. Существует, не исчезает. Как не исчезает и солнце, то или другое.

(1998)

      О себе

      (Заметки после посещения Черногории)

      Чувствую себя выжитым лимоном. Кто в конце июня напишет что-то более банальное? Но для этого, кроме