Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций». Валерий Храмов

фрагмент, который Вам и предстоит сыграть. Дирижер начнет репетицию с музыки великого советского симфониста, поэтому посидите часик, поиграете и можете быть свободным. С Климовичем я договорился.

      Перспектива участия в репетиции симфонического оркестра меня, мягко говоря, не обрадовала. Дирижер студенческого оркестра профессор Моисей Климович был заведующим кафедрой струнных инструментов, лет сорока пяти, властным, грозным и голосистым, а в истерике – крикливым. Он держал жесткую дисциплину и не позволял оркестрантам халтурить. Рычаги воздействия у него были. Халтурщикам снижали баллы на экзамене по специальности. С ним старались не связываться – было бесполезно, хотя народ в оркестре был в целом весьма скандальный. Климович позволял себе издеваться, хамить, всячески унижать оркестрантов, а они терпели, ибо слишком многое в их судьбе зависело от его решения. Правда, хамил он артистически и любил делать это на публике: чем больше людей, тем охотней хамил. Обычно к нему на репетиции ходила наш старший концертмейстер – немка Марта. Работа с Климовичем была ей чем-то вроде расплаты за холокост.

      – А как же Марта, – робко спрашиваю заведующего, надеясь на изменение решения.

      – Марта Генриховна сегодня участвует в шефском концерте кафедры духовых инструментов. Ее некому подменить, кроме Вас, – строго ответил флейтист и встал, давая понять, что вопрос решен окончательно, – поторопитесь, репетиция вот-вот начнется.

      Стало досадно и не только из-за обманутых надежд – мучило очень нехорошее предчувствие. Но, делать нечего, не испытывая творческого подъема, побрел в репетиционный зал. Директор оркестра Валя Фадеев был моим хорошим знакомым. Он выдал ноты:

      – Рояль впервые будет задействован, лишь во второй части. Пока мы будем репетировать первую, у тебя есть время присмотреться. Но никуда не отлучайся – Моисей этого не любит.

      Я послушно сел к роялю, который был задвинут в самый дальний угол аудитории, волнуясь, стал смотреть свою партию – быстрый темп второй части, надо признать, не испугал, но огорчил.

      Вдруг, дверь распахнулась. Климович, держа подмышкой дирижерскую палочку, неожиданным для своих габаритов легким шагом артистически преодолел расстояние от входа до дирижерского «постамента» и взлетел на него. Партитура симфонии уже лежала на пюпитре. Один из контрабасистов угодливо прикрыл за ним дверь.

      – Все на месте? – грозно спросил Моисей директора оркестра.

      Тот утвердительно затряс головой.

      – Начинаем с Шостаковича, – Климович лихим движением кавалериста выхватил палочку из подмышки и, приняв классическую дирижерскую позу, памятником замер на дирижерском помосте. Глаза его горели мистическим пламенем. Он походил на своего библейского тезку, только был лыс и брит. Добившись внимания оркестра, Моисей точным жестом показал вступление.

      По первым же тактам, понял, что он отличный дирижер, что несколько успокоило. Симфонию Шостаковича я, конечно, слушал раньше, но давно, поэтому без помощи дирижера по памяти вряд ли смог бы вступить