На бешеной скорости. Тамуна Менро

статистику суицидов среди выпускников и меня спросили, что я об этом думаю, я перенервничала и много чего наговорила. Ну, когда я уже научусь держать язык за зубами? Сколько раз мне за это прилетало, но я продолжала вести себя как те мыши, которые плакали-кололись, но продолжали жрать кактус.

      У меня всегда было неоднозначное отношение к смерти. Я ее жутко боялась. Я никогда не ходила на похороны, мне хотелось запомнить близких живыми, а не застывшими физическими оболочками. Когда-нибудь я обязательно отработаю это с психологом, а пока я была очень благодарна папе, что тогда он не взял нас с собой на похороны Аришки и теть Кати. Несмотря на это, они до сих пор продолжали мне сниться.

      Однажды я для себя решила, что их души обязательно вернулись в мой мир, а значит они могли быть в любом живом существе. Видя бездомных животных, я думала, а вдруг это кто-то из них? И теперь в моем рюкзаке практически всегда были банки с кормом, пакет семечек или пачка крупы для птиц.

      Понимаю, что это похоже на записки сумасшедшего, но так моей психике было легче переварить потерю, а панические атаки от воспоминаний о смерти Арины и тети Кати стали приходить реже. О них я не рассказывала родителям, им и без меня хватает забот. Я говорила об этих приступах неконтролируемой паники только дяде Жене, а когда я решила, что верю в реинкарнацию, он стал первым и единственным, кому я это рассказала. Мне хотелось заразить его частичкой моей веры, чтобы и он утешался мыслью, что смерть – это не конец, что наши родные остаются с нами не только в памяти, болью и бесконечной любовью в сердце, но и таким кармическим образом.

      Я жутко боялась смерти во всех ее проявлениях. Из этого родилась еще одна странная фобия. Я боялась чем-то заразиться и умереть от неизлечимой болезни. В моей сумочке можно было не встретить зеркало или помаду, но антисептик и влажные салфетки были в ней всегда. А еще, проходя мимо кашляющих и чихающих людей, я в буквальном смысле не дышала, задерживала дыхание. Я ни с кем не пила из одной кружки и каждый раз цепенела, когда кто-то из подружек пробовал мой кофе или кусочек еды из моей тарелки. После этого я к ним не притрагивалась, надеясь, что никто не заметил мою реакцию и не принял на свой счет. И даже целуясь с Ромой я нет-нет, но думала о его микробах. Если он хоть немного был простывшим, как и любой другой человек из моего окружения, я придумывала тысячу способов держаться от чужих бацилл подальше.  Вот такая хурма творилась в моей голове. Было бы смешно, если бы не так грустно. Я была сама себе психоаналитик, анализатор, мотиватор и запугиватель.

      Обратной стороной моего страха умереть было дичайшее желание жить, черпать эту жизнь большой ложкой, а лучше поварешкой, пробовать что-то новое, интересное, за исключением любых рисков для жизни и здоровья.

      Мне было некомфортно рассказывать на уроке о кормлении животных, как будто я кичилась этим.  При этом я считала, что о добрых делах, любой благотворительности можно и нужно говорить громко. Очередная дуальность Кирочки Игоревны. Но мои принципы и классные советы,