Хотел как лучше! (сборник). Сергей Аристов

все за это, – продолжая трясти тетрадкой, шумел Арон Абрамович. – Как ты мог такое написать? Кто тебя этому научил?

      – Никто меня ничему не учил, кроме Вас, конечно.

      Лицо директора как-то неожиданно изменилось и стало существовать отдельно от всего остального организма.

      – Что? Что ты сказал? Разве я тебя научил тому, что ты написал?

      – Нет. Это я написал сам. Но вы же всегда требуете от нас правдивого изложения своей точки зрения?

      Лицо Арона Абрамовича вернулось на прежнее место.

      – Правдивого да, а ты что написал? Запомни раз и навсегда, что в образе своей героини Островский нарисовал новый, повторяю новый – тип самобытной, цельной, самоотверженной русской девушки.

      – Молодой женщины, – поправила директора учительница литературы.

      – Конечно, женщины, – не останавливаясь продолжал директор, – которая бросила вызов царству ханжества и лжи.

      – Молодая девушка, молодая женщина, – я как-то слегка запутался от этого замечания учительницы.

      В моем тогда понимании девушки – это одноклассницы; женщины – это те, кто окончил институт или уже работает, ну а все остальные – тетеньки.

      Катерина, как мне представлялось, ни студенткой, ни рабочей не была.

      Как раз в этот момент мой молодой и еще пытливый ум ухватил какую-то более значимую нестыковку в этих понятиях.

      Ну, какую?!

      И я как еще неоперившейся, но увлекающийся всем новым человек тут же задал им вопрос: «А какая разница между девушкой и женщиной?»

      Учительница литературы, которая, разумеется, соответствовала понятию «тетенька», что-то пробубнила, как-то неожиданно смутилась и стала показывать глазами на директора: спроси, мол, у него.

      Не дожидаясь моего возможного вопроса, директор тут же отрезал: «Подрастешь – узнаешь. Все, замолчи и слушай».

      – Не случайно, – продолжил он, – так точно и справедливо Николай Александрович Добролюбов назвал Катерину «светлым лучом в темном царстве»!

      Имя и отчество Добролюбова директор произносил как-то особенно торжественно, показывая, видимо, незнакомому мне мужчине полное и безусловное согласие с его (Добролюбова) оценкой.

      – А ты что написал? – спросил он.

      Но этот вопрос меня уже не интересовал, а вот постижение того, в чем разница между девушкой и женщиной, захватило в тот момент все сравнительно небольшое пространство в моей голове, где помещался мозг.

      Вывели меня из этого состояния слова директора-историка, достаточно умаявшегося, как мне показалось, от нашего литературного диспута: «Даже в личной библиотеке товарища Ленина, находящейся в Кремле, есть и эта книга Островского», – сообщил замотанный, но воодушевленный «бессмертным» произведением классика историк.

      Как скоро дело дошло до т. Ленина, пора было переходить в наступление и мне. Правда, единственные, кого я мог припомнить из достойных примеров, так это только Павлик Морозов и Александр Матросов.

      Про Пашу Морозова я и сейчас толком мало что знаю. То ли он кого-то заложил,