Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку. Лена Сокол

он из состоятельной семьи. Мажор, одним словом, которому все достается легко.

      – Пельменная?! – Не унималась мама, округляя глаза еще сильнее. – Или… пирожковая?!

      Вам нужно было видеть восторг и удивление в ее взгляде. Прямо сейчас она, кажется, понимала, что сватает свою дочь за богача. Или… кто знает, что у нее там в голове, но ей теперь трудно было удержаться на стуле.

      – Пельменная и пирожковая, – вздохнув, кивнул Дима.

      – Ага, и чебуречная. – Добавила я, силясь не заржать. – На вроде той, где я работаю.

      – А мама? Мама твоя где работает? – Не унималась родительница.

      – Мама… она поет и преподает.

      – Учитель пения, да?

      – Что-то вроде…

      – Прекрасно! – Маму словно подключили к солнечной батарее. – А Машенька у нас тоже хорошо поет. Правда, Маша?

      – Нет. – Выдавила я.

      – Не стесняйся, дочь. – Повернулась она к Калинину. – Слышал бы ты ее утром, когда она поет в ванной! Или в туалете!

      – Ма-а-ам!

      Почему родители вечно делают это?! Застолье без обсуждения детей и всяких непристойностей с ними связанных, кажется, уже даже не застолье. Традиция что ли такая?

      – А что? – Ее было не остановить. – В детстве я водила ребят в кружок народного пения, даже фотография есть, хочешь, покажу? Там Марья в красном платье, с бантами, а Павлик в кафтане. – «Нет, это уже слишком». – Она так хорошо пела! Звонко. Пашку я ведь за компанию отправила, лишь бы дом не разнес, направила его неуемную энергию, так сказать, в нужное русло. А вообще, он мечтал на гитаре играть, но в музыкальной школе доучился только до балалаечника.

      – Мама… – Я закрыла лицо руками, готовая разрыдаться.

      – Вот такая она у меня: всего стесняется, вечно переживает больше, чем надо. – Мама чуть не опрокинула чашку с кофе. – А как расстроилась, что заболела! Вся извелась! Я ей говорю: не переживай, Станислав Вячеславович придет к нам на дополнительные занятия, и сдашь ты ему свой зачет, я договорюсь.

      – Ух, ты, он к вам домой, что ли, ходит? – Улыбнулся Дима.

      – Да, подтягивает Машеньку по грамматике перевода.

      – Я тоже хочу. – Калинин состроил чрезвычайно заинтересованное выражение лица. – А то как покинул United States, чувствую, что стал подзабывать. То одно, то другое – нет-нет, да и забуду.

      Я закатила глаза – вот актер погорелого театра! Нужно скорее прекращать его выступление.

      – Так, все. – Я поднялась, кивая на выход. – Вам, кажется, пора. Обоим. Опоздаете еще.

      – Да-да. – Мама взглянула на часы. – Ой, Димочка, давай поспешим!

      – Без проблем. – Поднялся он.

      – Идите, ребята, я уберу посуду.

      – Оставь, мам. – Мне хотелось быстрее отправить их из квартиры. – Я вымою.

      – Хорошо, иди, сейчас я просто сложу все в раковину.

      Я догнала Калинина в коридоре: он напевал себе что-то под нос, не спеша надевая кроссовки.

      – Ты что себе позволяешь? – Прошипела я, стараясь вложить все негодование в эту маленькую речь.

      – Ты о чем? – Улыбнулся парень.

      – С луны, что ли, свалился? Всюду лезешь, куда не просят, теперь и заниматься