Молоды, как пыль. Андрей Моисеев

печальное слово

      О том, кто «отныне высок».

      Однако не слышится речи,

      А детский младенческий крик —

      Малышка неясно щебечет,

      Пуская из уст пузыри.

      Аркадий сидит очень близко,

      Ведь дочке всего один день.

      Мальвина с затаенным риском

      Сестренку желает смотреть.

      Все мило с рожденьем ребенка:

      Кормление, крики и сон.

      И в комнате криками звонко

      Напевы сестры разнесло.

      Ослаблена родами мама —

      Аркадий на кухне творит,

      А мы в виде лишь панорамы

      Вокруг нарезаем круги.

      Но это не боле, чем призрак —

      Прошло с этих пор много дней,

      А крики сменились на визги

      Уставших от слез матерей.

      Все люди раскинулись в зале

      Вокруг раскидного стола;

      Меня же туда не позвали,

      Но видел достаточно сам:

      В коробке неправильной формы

      В костюме парадном прилег,

      Смиренно, печально и гордо

      Отправившись в вечный полет.

      Эмоции разуму чужды,

      И мимики более нет.

      Дышать ему даже не нужно,

      А кожу схватил синий цвет.

      Синюшные губы поблекли,

      Пытаясь прощанье сказать,

      Надеясь, что дети окрепнут,

      И вновь улыбнется их мать.

      Оковы желают иначе:

      Молчанье – единственный грех.

      И справиться с этой задачей

      Не в силах любой человек.

      Все взрослые заняты были;

      К Мальвине направился я.

      Детишки о чем-то гласили,

      Диктуя слова нехотя.

      Бессмысленно дети сидели.

      Явился еще юный гость.

      И, в глупость несносну поверив,

      Такой задала нам вопрос:

      – А кто целовал его в губы?

      Ну, кроме, конечно, меня?

      – Я с ним целоваться не буду! —

      Ответил какой-то сопляк.

      Увидел, как слезы сестренки

      Скатились по мягкой щеке.

      Злодейка словами ребенка

      Продолжила гнусную речь:

      – Не видела губ таких синих

      Холодных и твердых, как лед.

      Слова меня так разозлили,

      Что дурой назвал я ее.

      Она растерялась немного,

      Ни звука теперь не издав.

      Затем покосилась сурово,

      Обиженно вон уползла.

      Сестре моей стало приятно;

      От горя ушел прошлый след,

      Но что-то сидело осадком,

      Не дав улыбнуться в ответ.

      Родители делись куда-то,

      Незримо покинули дом.

      Случился отъезд так внезапно,

      Что я не успел одного.

      И больше не видел я папу,

      Мой крестный уже среди звезд.

      Как все мужики, я не плакал.

      Возможно, не принял всерьез.

      Сейчас уже поздно, наверно;

      Все грузы пропали в годах.

      Забвенье волною победной

      По нашим прошло головам.