В городе улица. Марьям Минасова

и вижу…

      Алена умолкает, делает глубокий вдох и неожиданно говорит:

      – Блин, я так курить хочу. У тебя нет ничего?

      Я проглатываю всё свое изумление, все ехидные вопросы и просто качаю головой.

      – Жалко. Короче, я иду в дом. Всё очень реалистично. Я знаю, что ты в школе, Боря на работе. Я иду в нашу комнату и вижу, что Мирчика нет в кроватке, хотя он точно был там. Я щупаю постель, она теплая. Я думаю, может, он как-то вылез, хотя знаю, что не мог никак. Начинаю бегать, искать его, кричать. И вдруг понимаю. Вспоминаю, что в тачке у этого мужика лежало свернутое одеяло. И я понимаю, что… малыш был там, в этом одеяле. Этот Толик приходил за ним, и я его так просто отпустила, как будто отдала. Я выбегаю, кричу, а там идет дождь, и никого нет. Я плачу. Такое отчаяние… Я с этим проснулась – с криком, со слезами.

      Я чувствую, как холодеет моя спина, остро представляю себе всё, о чём она говорит. Мне ее жаль, просто отстраненно жаль, как любого другого человека.

      – Ну, это просто сон, – неловко говорю я и подвигаю поближе к ней тарелку, – поешь.

      – Боря тоже сказал, что это ерунда, но я не могу забыть. Здесь что-то не так. В этом месте что-то не так.

      Если бы она спросила меня, что я думаю об этом, я бы сказала, но она не спрашивает. Она смотрит на тарелку с бутербродом и переводит взгляд на меня.

      – Ты ешь в школе?

      Мне хочется засмеяться, но это был бы злой смех.

      – Нет. У нас платное питание. Родители переводят деньги классухе.

      – А… можно же пойти купить в столовой булочку или что-то… У тебя есть деньги на карте?

      – Есть немного. Но там сейчас картой нельзя платить, только наличкой.

      Она, нахмурившись, смотрит на меня, как будто впервые увидела.

      – Почему ты не говоришь, что тебе нужны деньги?

      Я отвожу взгляд. Почему мне с ней так сложно? Она ничего не понимает. Всегда она была такая или это Боречка ее так загипнотизировал, налил ей в уши своей правды?

      – Я думала, это и так понятно. Где мне брать, я же не работаю? А Борис всё время говорит, что нужно экономить.

      Она встает, идет в прихожую, достает из сумки кошелек. Дает мне пятьсот рублей.

      – Возьми. Когда нужно будет еще, скажи. Не ходи голодная, ладно?

      Я неожиданно чувствую, как глазам становится горячо. Блин, из-за какой-то пятисотки… Нет, нет, нет!

      – Спасибо, – говорю я как можно спокойнее, – ну я пойду одеваться.

      – Да, – говорит она, – да. Я тоже пойду, попробую поспать хоть немножко.

      Я иду к остановке. Утро особенно хмурое и пасмурное. Снова думаю, что зимой в это время, наверное, будет совсем темно. Как я буду ходить здесь в темноте? Ловлю себя на странной уверенности: ничего, зимой меня здесь не будет. Почему?

      Подходя к пустырю, вижу вдалеке Толика с его тачкой – тащится навстречу, покачивая головой, как будто кого-то слушает. Он замечает меня, радостно машет рукой и ускоряет шаг. Вот только его мне сейчас не хватало. Блин… Я грязно ругаюсь про себя. Тачка лязгает, подпрыгивая на кочках и проваливаясь в ямки. Поравнявшись со мной, Толик разворачивается