Арктическое лето. Дэймон Гэлгут

Спасибо тебе большое за все. Я получил огромное удовольствие.

      Масуд, не отрываясь, смотрел на него. Смятение отразилось на его красивом лице. Лишь через несколько мгновений он смог произнести внятную фразу.

      – Что ты говоришь? – спросил он дрогнувшим голосом.

      – Я говорю тебе «до свидания» – ответил Морган, плохо понимая, что происходит.

      – Так вот как ты говоришь «до свидания»? Мне? После тех удивительных дней, что мы провели вместе, дней, подобных которым я не проводил ни с кем?

      Сдавленный стон вырвался из его груди.

      – О! Все бессмысленно! Бессмысленно!

      – Если я опоздаю на поезд, – проговорил Морган, – моя мать будет беспокоиться. Она и моя бабушка…

      – Мне неинтересна твоя бабушка! – воскликнул Масуд, сверкая очами так, словно им овладело безумие.

      Выражение чувств было столь интенсивным, что Морган подумал – а не спектакль ли это? Но через несколько мгновений понял, что Масуд не играет.

      – Я же увижу тебя через несколько дней, – сказал он наконец. – И я думал, что можно обойтись и без сантиментов.

      – Ты прощаешься как англичанин.

      – Так я и есть англичанин!

      – Как бы я хотел забыть об этом, хоть на мгновение! – воскликнул Масуд. – Как бы я хотел, чтобы и ты забыл об этом! Разве чувства – мешок картошки и их можно измерять на фунты? Разве мы с тобой бездушные машины? Разве ты истощаешь свои чувства, когда хочешь их выразить? Почему ты не можешь говорить искренне, из глубин самого сердца? О, Морган! Как ты глуп!

      Произнеся эти слова, Масуд своими сильными руками обнял Моргана и приподнял его над полом.

      – Неужели ты не понимаешь? – воскликнул он. – Мы же друзья!

      Он притворился, будто собирается бросить Моргана на рельсы, потом крепко поцеловал его в щеку, поставил на пол и, резко повернувшись, пошел прочь, на целую голову возвышаясь над окружавшей его толпой.

      Морган был удивлен, обеспокоен и обрадован одновременно. По пути домой смятенными мыслями он возвращался то к разговору на платформе, то к тому, что, пребывая в полусне, думал сегодня утром.

      Да, природная экстравагантность Масуда, с одной стороны, и привычка Моргана во всем следовать этикету плохо гармонировали друг с другом. Когда Морган приезжал в Оксфорд, его друг корил его за то, что Морган благодарит его или оценивает то, что пережил, через призму категорий добра и зла. По мнению Масуда, этикет являлся вещью холодной, безжизненной, и сам он был выше этих, как он считал, мелочей. Все хорошие манеры – ничто перед бальзамом дружеских чувств.

      На сей счет у Моргана были сомнения. Следование правилам и учтивость могли быть ритуализированы, но тем не менее они имели значение, и немалое. С другой стороны, демонстрация эмоций могла служить не только выражению того, что человек чувствовал, но и сокрытию оного.

      Вероятно, им с Масудом не прийти здесь к согласию. Конечно, это был вопрос национальной принадлежности,