Товарищ – Н «Релокант». Борис Рябов

а в свободное время, хоть его и мало было, отдыхали о-го-го…Старик вдруг замолчал, посмотрел на меня, потом на отца и усмехнувшись добавил:

      – Штормило нас по полной.

      Глава 6

      – Это получается уже революция была близко? – спросил отец.

      Старик, нахмурившись, поежился будто бы замерз и с грустью продолжил вспоминать:

      – Нет, это только война начиналась. Помню не верили сначала, что она начнется. Дядька с батей все спорили дома, только об этом и говорили. Да и весь порт гудел, война, будет, не будет. Ну, а как со станиц казаки пошли, да кругом лозунги зазвучали: «За веру!», «За царя!». Так и ясно все стало, что будет. Верили конечно, что сейчас мы их, одним махом сметем. Тем более силищу такую собрали… А тут как в сентябре новости, да слухи из Пруссии пошли, что наших там совсем разбили, страшновато стало. В порту больше стало грузовых кораблей, а прогулочных пароходов меньше. Людей отдыхающих как будто ветром сдуло. На море-то вроде спокойно было, никто не стрелял. Турки в войну сначала-то не вступали. Мы еще думали, хорошо, что Гришка брат мой, его как дядьку звали, на корабле да возле порта, а не в окопе. Ну, а потом все одно к одному пошло. В октябре турки тоже в войну вступили, без объявления. Они ночью хитростью на двух кораблях прям к Одессе подошли. «Донец» как раз на входе в гавань стоял. Сначала на «Донце» думали, что свои идут, а потом, когда увидели, что это чужие, уже поздно было. Торпедой им прямо в носовую часть, туда где котельная, они сразу и затонули носом. Тридцать человек погибли и брат вместе с ними. С утра ходили слухи, что их потопили. Потом портовый начальник все подтвердил. Отец его просил имена запросить убитых с «Донца», чтобы точно знать. Ему список по портовой связи передали. Так мы узнали, что брат погиб. Похоронили их всех в братской могиле, на городском кладбище.

      – Соболезную, – не громко сказал отец.

      Михаил Александрович моргнул, потом выпрямил спину ненадолго и опять ссутулился:

      – Да уж сколько времени прошло. Батя конечно сильнее всех переживал, дней пять вообще молчал. О чем думал не знаю. Мать ревела. Катюха тоже все чувствовала, она нас всех по-своему успокаивала, по-детски. Родители сразу хотели на могилку съездить, но не получилось война уже совсем разгорелась. В морях мины начали ставить. Некоторые из них с якорей срывало, и они там плавали свободно. Наткнёшься на такую и поминай как звали. На железной дороге стало больше эшелонов с военными, да провизией. Начали появляться сербские беженцы, даже пленных австро-венгров к нам на работы привозили. Слухи шли, что еще с Польши идут обозы с людьми, что больных среди них много, и корью, и холерой. Но тут бог миловал, до нас не дошли.

      Старик тяжело вздохнул и продолжил:

      – Порт гудел. Рабочих меньше стало, а работы больше. Оно и понятно – война. Нам только успевай, трудились почти без выходных и в ночь, и в день. Мне хоть и всего пятнадцать исполнилось я уже буксиром управлять умел, рулевого подменял. Уставал конечно очень, но и мыслей страшных поменьше в голове было.

      Старик усмехнулся:

      – Раз