Иноагент. Виктор Телегин

Унь опустилась на стул, вытянула ноги. Черт подери, как она устала.

      Иван поставил перед ней котелок. Картошка в мундире. В голове девушки промелькнула картинка: ее мать ставит посреди стола миску с картошкой, отец потирает руки, радостно улыбается: «Картошечка», берет горячую картофелину и ест ее, не очищая.

      – Вот соль и сало, – несколько смущенно сообщил Иван, положив перед девушкой кусок сала, нож и солонку. – Сейчас схожу за пореем.

      – Отлично, – вполне искренне сказала Си Унь и набросилась на еду.

      Пункт 4

      Ночью он забрался к ней в постель, принялся лизать сиськи, ковыряться в пизде, тереться об ее тело возбужденным членом.

      – Иван, уйди, – жестко сказала Си Унь.

      – Детка, ну чего ты? – прерывисто зашептал он, покусывая ей ухо. – Помнишь, как тогда, в Пекине, в кабинке аттракционов? Или в Общежитии СНД? Ну, помнишь? Я ждал тебя.

      – Дэй Жикианг, уйди!

      – Сука, – озлобленно бросил он, выбираясь из-под ватного одеяла.

      Си Унь ухмыльнулась в темноте и отпустила рукоятку ножа, спрятанного под подушкой.

      Убила бы она Ивана-Дэй Жикианга, если бы тот не отступился? Да, разумеется. Ей бы пришлось это сделать.

      Ранним утром они вышли из дома. Иван надел пузырящиеся на коленях джинсы, застиранную футболку с изображением Вождя. В руках держал небольшую сумку. Си Унь осталась в форме ИА.

      – Постой.

      Иван вынул из кармана ключ, запер дверь.

      – Пошли.

      Они проследовали мимо росистых грядок к калитке, вышли на пыльную деревенскую дорогу. Си Унь с наслаждением вдохнула прохладного утреннего воздуха. Благодать! Почти, как дома.

      Улица пустынна. Где-то закричал петух.

      – Как тебе тут живется, Иван?

      Дэй Жикианг неприязненно взглянул на Си Унь: обижен после ночного инцидента.

      – Отлично живется.

      И он не соврал. Жители деревни Клюки полюбили обрусевшего китаезу, всегда готового придти на помощь: ворочать сено, травить колорада, чистить колодец. А в особенности полюбила Ивана-Дэй Жикианга доярка Фрося за его неутомимость и фантазию в ебле. Впрочем, о Фросе говорить с Си Унь Иван не собирался.

      Они вышли на «трассу» – грунтовую дорогу, скованную с обеих сторон сосновым бором. Перед желтой автобусной остановкой колыхался прогретый воздух. Си Унь вытерла лоб тыльной стороной ладони: день будет жарким.

      – Садись – сказал Иван, поставив на скамейку сумку.

      Си Унь послушалась.

      Иван отошел к расписанию: деревянной табличке, прибитой ко вкопанному шесту.

      – Ну, скоро? – капризным голосом окликнула Си Унь.

      – Через пятнадцать минут должен быть, – неуверенно отозвался Иван.

      Раздались шаркающие шаги, Си Унь повернула голову. К остановке подошел старик в толстом костюме и зимнем картузе. В одной руке – лыжная палка, переделанная в костыль, в другой – авоська.

      – Ванек, здоров.

      – Утро доброе, Ефимыч.

      Ефимыч беззубо улыбнулся, глядя на Си Унь.

      – А енто кто?

      – Енто сестра моя, – подстраиваясь под